Рал громко рассмеялся.
– А это ты хорошо сказанул, приятель. Надо будет запомнить.
Они оба замолчали. Рал болтал ногами в воздухе.
– А, кстати, – вдруг спохватился Рал, – я ж это, представляешь, там с моего мотоцикла эти Псы ничего и не сняли. Даже в сумке всё, как и лежало.
Рал вытащил из-за спины бурую мешковатую сумку и расстегнул пуговицу на застёжке.
– Вот, похвастаться всё хотел… – Рал выхватил из сумки что-то округлой формы и передал Кану.
Тот поводил по предмету отрешённым взглядом и собрался было отдавать его обратно, как тут его осенило.
– Так это же граната!
– Ага, – улыбнулся Рал и забрал гранату из рук Кана. – Древняя, что ой-ой-ой. Слышал, такие хорошо взрываются, – он подкинул шарик в руке.
– И зачем она тебе? – поинтересовался Кан.
– Помнишь, я говорил, что хочу умереть в гордом одиночестве? Ну вот, уверен, граната хорошо создаёт гордое одиночество в округе.
Они опять замолчали.
– Знаешь, – опять начал Рал, – твой друг… отец… Фред, да? Он бы гордился тобой. Поверь мне.
Кан повернулся и посмотрел Ралу прямо в глаза…
А затем крепко сжал его запястье и тихо пробормотал:
– Спасибо. Спасибо… тебе.
Рал в ответ лишь улыбнулся и похлопал Кана по плечу.
Кан подумал о том, какой Рал всё-таки необыкновенный человек. Добрый, искренний, несмотря на всё… Он был настоящим Человеком Дороги. Это его понимание Пути, назначения Странников, его сильный и весёлый дух… Это поражало Кана. Ему казалось, что такие люди давно перевелись…
Но они всё ещё ходят по дорогам. И только за это их стоит благодарить.
Красные всполохи заплясали по песку, и внизу громко затрещал огонь. Индейцы собрали трупы Псов и подожгли их в огромном погребальном костре.
Кан смотрел сверху на горящую груду тел, и сердце его сжималось. Это выглядело как жуткая пародия на дорожные костры Странников. Костёр – он всегда символ жизни. Костёр во тьме означает человека, означает ещё одну несломленную душу. Странники жгут костры, чтобы почтить память героев, их горящие души и свершения. А сейчас там, внизу, горели люди, и чёрный дым от них мрачными облаками поднимался наверх, к небу.
Вставало солнце и заливало пустыню тёплым светом, окрашивая небеса в слегка красноватый оттенок. Оно поднималось медленно и величественно, и Кан даже кивнул ему, когда солнечные лучи коснулись его лица.