На противоположном конце стола круглолицая Мария с добрыми Полиниными глазами уже в третий раз взахлеб рассказывала, как опростоволосилась на кухне:
– Я-то, я-то, растяпа, противень уронила. Думала, все – пропал обед. Но тут Ванечка прибежал и все устроил, – она любовно посмотрела на мужа, который в этот момент, что-то оживленно втолковывал историку Платону, чье лицо оставалось печальным и отстраненным, не смотря на то, что между ними, по всей видимости, происходил жаркий спор. Но Ивана Юрьевича это нисколько не смущало: он продолжал восторженно теребить учителя за локоть, пускаясь во все более пространные рассуждения.
– Да, муж у тебя Машенька, золото, – с готовностью подтвердила строгая худощавая женщина с короткими, химией накрученными волосами. Ее называли Мирославой или попросту Славой.
Выкрашенная в ярко красный цвет (почему-то упорно называемый рыжим) Василина, тяжело поднялась из-за стола, одернула выделяющую все жиринки ее пышного тела кофту, и, покачиваясь, спросила:
– А когда будут танцы, интересно знать?
На нее зашикали со всех сторон, и Василина, пьяно пожав плечами, удалилась в неизвестном направлении.
Алиса, насупившись, следила за набирающим обороты весельем. Гости и хозяева, судя по всему, чувствовали себя превосходно. Да и ее мама вместе с ними. Они смеялись, обменивались рецептами, хвалили угощение и пели, перекрикивая друг друга.
Одна Алиса ощущала себя здесь чужой. Даже не пытаясь присоединиться к общей беседе, она сидела, кисло ковыряя то одно, то другое кушанье. Вскоре на нее совсем перестали обращать внимание. Даже мама, казалось, не замечала дочь, а продолжала, как ни в чем не бывало, распевать застольные песни и хохотать над пошлыми шутками электрика Алеши.
Никем не замеченная, Алиса выскользнула из-за стола и, не поблагодарив хозяев, сбежала, несмотря на то, что ужин был в самом разгаре.
Мама вернулась около одиннадцати, когда деревню уже накрыли густые сумерки. Тихо поставила на стол корзину, наполненную всякими вкусностями. Переоделась в гофрированную ночную рубашку и, не глядя на тихо лежащую под одеялом дочь, сказала:
– Ты вела себя отвратительно. Это добрые хорошие люди, а ты просто дрянь.
Далеко за полночь, Инна Михайловна, думая, что Алиса крепко спит, разрыдалась, отвернувшись к стенке.
2