Старуха была одета в длинную соболиную шубу, из которой торчали две маленькие аккуратные ручки, постоянно теревшиеся друг о друга, словно в предвкушении вкусного обеда. Женщина явно была погружена в себя, и все происходящее вокруг мало ее волновало. Ее глаза светились какой-то веселой сумасшедшей идеей; она постоянно качала головой и даже немного притопывала в возбуждении.
Девочка с безотчетным страхом глядела на хозяйку, не осмеливаясь подать голос. Она жила у этой женщины уже достаточно давно, чтобы знать все пагубные привычки своей кормилицы. Впрочем, слово «кормилица» можно было употребить здесь с весьма большой натяжкой.
Наконец старуха перестала плясать и остановилась посреди комнаты, переведя дух. Затем она поежилась, что могло бы означать, что она хоть чуть-чуть осознает происходящее.
– Холодновато здесь… – задумчиво произнесла она, в то время как ее желтые глаза неестественно искрились весельем. – Холодновато… А где моя любимая крошка? – вдруг спросила она, в беспокойстве оглядываясь по сторонам.
Девочка содрогнулась от ужаса и неприязни.
– А, вот ты где, моя дорогая. Будь хорошей, разожги камин. – Голос старухи звучал не как просьба, а скорее как приказ, однако же глаза ее будто не соглашались со своей владелицей – они по-прежнему светились добротой и лукавством.
Бедняжка молниеносно кинулась к камину. Она так торопилась, выполняя приказание, что руки ее дрожали, не в силах удержать огниво. Наконец ей удалось разжечь костер, и гостиная начала постепенно согреваться.
– Чем ты занималась без меня, крошка?
– Я… мыла полы… – пробормотала та еле слышно. Пожилая женщина весело расхохоталась, обнажив белые, совсем неиспорченные зубы.
– Глупое занятие. Но сегодня ты не будешь скучать, моя дорогая. Я решила сделать с тобой что-нибудь эдакое… Необычное… – весело добавила она, повергнув несчастную в невероятный ужас. – Ты же знаешь, как мне нравятся эксперименты. А ты как раз подходишь для воплощения всех моих чудесных идей. Я шла домой и думала, почему бы мне не изменить твой облик… Вот сколько тебе смрадней, дитя? – последнюю фразу она произнесла по-матерински нежно и опять безумно расхохоталась.
– Тринадцать, – пробормотала девочка, наивно ответив правду. Старуха в первый раз в жизни поинтересовалась чем-то, что касалось лично ее.