Старики на привалах обычно играли в тафл, но и доска, и фигурки, которых из года в год всюду возил с собой Хельг, пошли ко дну вместе с драккаром. Без объединяющей доски многие заядлые игроки уже задремали, а Эйнар и вовсе уже храпел так, что деревья гнулись. «…левой рукой он дырку в черепе зажимал, а правой – рубил почём зря, пока замертво не рухнул…» – слышал Ингвар пришепётывающий голос Рулава, тот предался воспоминаниям о былых днях.
Ярл лежал в стороне от всех, и если бы маленький лагерь северян увидал посторонний человек, то родство Хельга с сыном распознал бы мгновенно. Одинаково хмурые мины на лице, одинаково застывшие серо-голубые глаза. У каждого имелись свои причины для тяжёлых раздумий, Хельг попросту выбился из сил – завтра ему вновь вести людей, опираясь лишь на ход небесных светил, да мох на деревьях и камнях. Ингвар в выборе пути полностью полагался на отца, но события последних дней не давали ему покоя. И отцу, и сыну не хотелось ни с кем говорить, но если прерывать размышления Хельга никто не дерзал, то Ингвара раз за разом отвлекали, силясь привлечь к общей беседе. Он боролся с этими бесцеремонными вторжениями молчаливым спокойствием, мерно перекручивая пальцами тот самый кожаный мешок с железными спайками, в котором спрятанным хранился неизвестный ему кусочек ромейских писаний.
Рори, не зная, как разговорить друга, решил прибегнуть к вернейшему способу. Напустив на лицо выражение полной непринужденности, он спросил:
– Ну что, Инги, ты ещё не оставил своей мечты выучиться читать по-ромейски?
Хотя расчёт был верным, Ингвар всё же продолжал молчать.
– Знаешь, если не оставил, то, наверное, тебе стоит поторопиться. Нам не шибко везёт в последнее время, и даже если мы, на удивление людям и богам, выберемся отсюда, та убогая харатья, что ты носишь на груди, после всех этих купаний и переходов скоро превратится в труху.
Ингвар хотел отшутиться и тем закончить разговор не начав его, но вместо этого ответил с неожиданной для себя серьёзностью:
– Я успею.
– А, так, значит, всё-таки не оставил! – Рори понял, что замысел работает и что теперь главное, не дать Ингвару снова уйти в себя. – Поражаюсь твоей целеустремленности, дружище, хотя напрочь не понимаю, зачем тебе это всё нужно… Впрочем… Всеотец ради подобного предпочёл лишиться глаза…