Клан уже собрался на площади. Горели факелы, разгоняющие сгущавшиеся сумерки. На темнеющем небе загорались первые звезды, а из-за гор выплывала огромная, багровая луна. Легкий морозец бодрил, разрумянивая щеки и зажигая задорный блеск в глазах. Одуряюще пахло жареным мясом, свежим хлебом и пряным элем.
Отец вышел в центр, к невысокому помосту, где уже стояла каменная чаша с водой, приготовленная для гадания.
– Солнце ушло! – громогласно объявил он. Клан затих. Даже младенцы притихли и, казалось, внимательно слушали атора.
– Тьма накрыла землю! Наступила Длинная Ночь, самая долгая и самая темная в году.
Тут отец был не совсем прав – ночь не такая и темная, скоро взойдет луна и зальет всю долину волшебным серебристым светом. Но традиция повелевала говорить о темноте и холоде, верных спутниках духов.
– Но мы не боимся тьмы и холода! – грозно потряс отец рукой.
– Нет! – в едином порыве выкрикнул весь клан.
– Мы прогоним мрак!
– Да! – дружно выдохнули люди.
Мужчины, стоявшие наготове с факелами, сунули их в костры, и пламя быстро взметнулось вверх, к темному небу с бусинками звезд. Я еле заметно вздохнула. Раньше старая Беанна поджигала костры сама, без помощи факелов, и это казалось удивительным волшебством.
– Мы не боимся мороза! – продолжал отец.
– Да!
– Мы заставим духов служить нам!
После очередного дружного «Да!» толпа затихла. К помосту вышла Вига: в теплой волчьей шубе, с меховой повязкой на распущенных волосах, с которой свисали птичьи перья, звериные клыки и когти, и с ножом в руке. Медленно, осознавая важность момента, она подошла к каменной чаше и вскинула над ней руки.
– Я призываю вас, духи, – неприятно резким голосом проговорила она.
Тишина. Ничего не происходило. Только потрескивали факелы, да поднималась над горами луна.
– Придите, духи, и откройте нам то, что мы хотим узнать! – более громко повторила ведунья.
И вновь ничего не произошло.
– Я заплачу вам самым ценным, что у меня есть – своей кровью, – почти до визга подняла голос Вига и резанула себе запястье ножом. Несильно. Так, чтобы в воду упало всего несколько капель багровой жидкости.
Над поверхностью чаши поднялось небольшое облачко пара.
– Странно, – проговорил у меня над ухом мужской голос.
– Что странно? – повернулась я к Конраду. Он явно не слышал меня, очень внимательно глядя на Вигу. Та воздела руки к небу и медленным речитативом призывала к себе на помощь стихии: