– Вы должны были сказать мне об этом раньше. Я не могу пойти на преступление, как вы не понимаете?! – воскликнула и, схватив трость, нервно заходила туда-сюда по узкому проходу между стеной и креслами. – Всё это какое-то безумие. Зачем я только с вами связалась? Вы же… вы ненормальный!
Некромант утомлённо потёр переносицу.
– Это я уже начинаю жалеть, что связался с такой истеричкой… – пробубнил безэмоционально и поднял на меня изумрудные глаза. Настолько яркие… светящиеся. Я невольно отступила, прижимая к себе трость, как священный жезл, способный защитить от злых духов. – Послушай, пичужка… – голос ректора звучал так низко и угрожающе, что я прониклась и вытянулась перед ним напряжённой струной. – У тебя нет выбора. Снять проклятье, может только наложивший его, нам обоим это хорошо известно. И поверь, я знаю, на какой риск шёл и шёл на него осознанно. Если отключишь эмоции и позволишь мне рассказать детали, то поймёшь, что не всё так плохо. У нас есть реальный шанс всё провернуть незаметно.
– Хорошо, – примирительно вздохнула я и села в кресло напротив. – Давайте обсудим детали, – я кивнула, приготовившись слушать…
План, изложенный ректором, звучал донельзя абсурдно, но на удивление логично. Все мелочи продуманы и учтены. Придраться совершенно не к чему, даже при всём желании. И я всерьёз начала думать, что всё пройдёт гладко, без каких-либо происшествий. Какой же наивной я была…
– Послушайте, – задумавшись, обратилась я. Некромант совершенно беззастенчиво вытащил семейный портер в серебряной рамке из моего открытого чемодана и сейчас разглядывал его с очень умным и важным видом. – А почему мы выдвигаемся только в следующий четверг? Вроде, подготовка занимает не так много времени. Да и можно ведь сесть на ночной экспресс до Грейсмита, утром уже будем там.
Ректор отвлёкся от созерцания портера и, посмотрев на меня, снисходительно улыбнулся.
– Потому что, милая моя помощница, у меня практика, – ответил иронично и развернул ко мне фотографию. – Твоя сестра? – указал на рыжеволосое бедствие со вздёрнутым носом, по которому, словно горох, рассыпались веснушки. Конечно, черно-белый портрет не передавал цвета, но представить можно было живо.
– Марика, – ответила, машинально улыбнувшись. – На фотографии ей тринадцать, портрет был сделан за месяц до гибели отца… Сейчас ей пятнадцать и веснушки уже не такие явные.