Только она и отец приходят иногда к этим могилам, к столбикам с иероглифами имён, жгут ладан в маленькой часовне среди скал.
Нази хорошо помнила тот вечер, когда она впервые задала отцу этот вопрос: зачем? Зачем они, Ошоби, поколение за поколением посвятили себя служению на этих кровавых поединках? Она слышала мнения многих, – о чести, национальной доблести, религиозном служении, совершенствовании боевых стилей, совершенствовании духа, но её отец мыслил иными категориями, и лишь его мнение было для Нази важно.
И она помнила его вдумчивый неторопливый ответ: «Во всем есть смысл, девочка моя. Традиции культивируются поколениями, и выживает лишь то, что рационально и разумно. Без традиций рухнет всё мироздание, это столпы, поддерживающие порядок в мире. Хороши или дурны эти традиции, нужны они ещё или отживают, судить не нам. Кто ввёл их – тот и отменит их, когда придёт срок.
Ты знаешь, что столетиями кипели во всём мире войны, сотрясающие собой и Корею, и Китай, и Японию. Соответственно, столетиями Бусидо культивировало национальный агрессивно-воинственный дух Японии. А не столь далёкая ещё Сэнгоку Дзизай – «Эпоха воюющих провинций», доведшая своей безумной военной вакханалией страну до грани почти полного распада! Относительный мир воцарился лишь при Шоганате Токугава, но это мир – внешний. Страна по-прежнему напичкана оружием, как засеянные поля – зерном. Остался тот же воинственный дух самурайской морали, тот же фанатизм Бусидо и жадное стремление поработить и оккупировать весь окружающий мир, начиная с Кореи и Китая… Это ещё счастье, что есть поединки, Нази! Пока в них выливается накал японского агрессивного самолюбия, пока в такой, сравнительно невинной форме выясняется преимущество того или иного оружия, – это подарок судьбы! Ты ведь понимаешь, есть и другой способ выяснения, кто сильней… более страшный…»
«Да, – ответила тогда грустно девушка. – Война…»
И всё-таки всякий раз, когда уходили бойцы тропою поединка, мучительной болью сжималось сердце Нази, всё существо её протестовало против заклания этих новых жертв, – во имя поддержания мира? – и она уговаривала себя не думать, принимать всё, как есть. Она понимала, что будь она парнем, всё было бы проще.
В прошлый раз встречались также китаец и японец. Оба они пали. Ей пришлось хоронить обоих. Первым умер самурай, весь истекший кровью. К концу поединка его белые монцуки и штаны-хакама были сплошного алого цвета. Китаец испустил дух несколько позже, изрубленный до неузнаваемости. Как могла, она старалась помочь, хотя понимала, что ему не выжить. Но он очень хотел жить… Она отправила почтового голубя к отцу (голуби содержались специально для таких случаев при часовне на кладбище), а когда вернулась к месту поединка, китаец уже был мертв.