Шоу должно продолжаться, и пока горят огни сцены, театр будет жить.
***
Прошло несколько лет. Эпидемия закончилась, Руар зажил своей спокойной размеренной жизнью, но даже в таком тихом городе случаются беды. В один из вечеров случился пожар. Страшный пожар, что оставлял мёртвый прах от домов, и тех, кто не успевал их покинуть. Столбы огня гудели адским оркестром… Богачи спасали своё состояние, сбрасывая в почтовые порталы драгоценности и шёлковые денежные ленты. Это был настоящий хаос, которого Руар не видел за всю свою долгую жизнь.
Многие встали с вёдрами и огнетушителями именно здесь, на углу улицы и переулка. Огонь перекинулся на крышу театра Албиони, и уже начал пожирать верхние этажи. Не помогли даже противопожарные гранаты, что были принесены военными вопреки уставу, разрушительная стихия разгулялась не на шутку.
Мсье Албиони стоял и спокойно смотрел, как пламя пожирает само олицетворение его жизни. Огонь уже уничтожил третий этаж, где располагались антресоли с реквизитом.
– Господин Албиони, что делать?! И почему вы так спокойны? – взволнованно спросил один из актёров. Пожилой театрмейстер развернулся к юноше:
– Уже ничего. Рушится всё. Этот театр был моей жизнью почти двести пятьдесят лет. Четверть тысячелетия, если округлить. Старое отмирает, но вы же знаете, как любят говорить мои земляки, «Мироздание не терпит пустот». Просто… пора идти дальше.
– Но как же огни? Вы позволите им сгореть?! – с ужасом в глазах воскликнула женщина, что просила помощи во время эпидемии.
– Они не сгорят, не волнуйтесь. – всё так же спокойно ответил Албиони. – Вспомните пьесу о братьях-императорах. Все мы живы, пока жива память о нас. Будьте спокойны, вершится должное.
Огонь поглотил второй этаж, оставив ад на месте гримёрок и квартиры самого хозяина театра. Начал обваливаться потолок первого этажа, круша балками и осколками лепнины бедные кресла партера. Некоторые из актёров и зрителей не выдержали этого, и кинулись внутрь театра, пока тот ещё не обвалился, чтобы спасти чудесные лампочки. Столько, сколько позволит время! Но стихия была неумолима, и скоро театр пришлось покинуть, поскольку первый этаж тоже поглотило пламя. Тяжёлые шторы, ряды кресел, сцена – всё было объято огнём. А мсье Албиони только стоял и спокойно смотрел, хотя если бы кто-то взглянул в его серебристые глаза, то заметил бы невероятную боль утраты. Театрмейстер легко мог изобразить спокойствие, но глаза выдавали в нём истинные чувства.