— Поблагодарить? — изумился я, меж тем как разглядывал его.
Легенда все же. Любого сильного бойца сравнивают с ним. Он
эталон, икона. Триста десятый уровень — вершина всего айсберга
игроков.
— Ага, за то представление, которое ты устроил на совете одного
зазнавшегося клана, — усмехнулся он.
— Признаться, я был несколько не в себе, — протянул я.
Пусть не рассчитывает, что я исполню на бис, если вдруг эта
шальная мысль бродит в его голове.
— Тем не менее прими мою благодарность и вот еще: если
поклянешься, что не передашь эту информацию третьим лицам, то я
кое-что тебе покажу.
— Клянусь, — отрывисто сказал я. Ничего ведь не теряю. Но всё же
уточнил: — И ты вот так просто поверишь мне?
— Ты показал себя честным игроком. Сделку со «святыми» ты провел
по всем правилам, — проговорил он. — Вот тебе моя
благодарность.
Система уведомила меня, что Чертовсон запрашивает ответ на прием
видеозаписи. Я согласился, после чего открыл её. Это были те
секунды большого бада-бума, которые я не мог увидеть по причине
цифровой смерти. Снято было практически с крайнего места из-за
стола-подковы. Вот я активировал навык «Сердце смерти», пожертвовав
девяносто девять процентов экспы, и на волю вырвалось почти двести
тысяч дамага. От моего живописно разорвавшегося тела в разные
стороны с воем устремились серые волны стихии «Смерть». Они
пожирали игроков, словно огонь промасленную бумагу, мгновенно
превращая их в горстки праха, которые при достижении пола
собирались в полупрозрачные трупы. Эх, забрать бы с них лут.
Погибли, конечно, далеко не все, а только слабейшие в совете — те,
кто был около двухсотого уровня. Таких набралось больше пятидесяти.
После их смерти такой шум поднялся! Игроки вскакивали и
пронзительно верещали, будто в свинарник забрался минимум медведь!
Их рожи были перекошены от гнева и удивления. Каких только матюгов
они не слали на мою шахидскую голову! Все казни египетские кажутся
детскими насмешками в сравнении с их проклятиями!
В какой-то миг камера переместилась на того самого мужика,
который представлял меня совету. Он зло сверкал глазами, глядя в
сторону Вильгельмины. Она же с каменным лицом по-королевски встала
с кресла и вышла из зала. На этом запись обрывалась.
— А ничего так, я очень неплохо смотрюсь в кадре, — протянул я
задумчиво, почувствовав удовольствие от увиденного зрелища.