Переведя дух, Вадим приступил к следующей части плана. Тело завернул в ковёр, чтобы случайные ночные прохожие ничего не заподозрили, но всё равно жутко нервничал, спускаясь по лестнице. Пыхтел и обливался потом от напряжения, сгибаясь под драгоценной ношей. Во дворе старался избегать света фонарей, перемещаясь рывками от стены к стене.
С Ангелиной пришлось провозиться чуть не до самого утра. Домой Вадим вернулся измотанным, даже решил отложить уборку на завтра. Бабка бы такое точно не одобрила, но по счастью, карга гнила в могиле, где ей самое место. Кривясь от боли, он скинул рубашку и осмотрел себя. Тело выглядело как грибная поляна, вытоптанная мальчишкой-хулиганом. Вадим обработал раны, забросил в корзину для белья перепачканную одежду и заблёванную простынь. За окном светлело, когда он наконец отправился спать.
Он с охотой провёл бы в постели весь следующий день, но в час прозвонил будильник. Вадим сам его завёл. Пусть и выходные, он не хотел сбивать режим перед рабочими буднями. Время до вечера потратил на зачистку кухни и спальни. Вымыл посуду, перестирал бельё. Сгрёб в мешок выгоревшие свечи и пустую бутылку из-под вина, отнёс всё это на помойку. Поужинал остатками вчерашней пасты, мысленно похвалив себя ― отлично же вышло. К ночи собрал инструменты и отправился на ревизию.
В коридоре на вешалке заметил плащ Ангелины и прихватил с собой. Синтетический, к сожалению, на компост не пойдёт. Придётся выбросить.
Ячейка в кооперативном погребе обходилась недёшево, но место было идеальным: темно, влажно, прохладно. Узкие бетонные коридоры с рядами ржавых дверей бесконечно петляли, разбегаясь во все стороны ― в этом лабиринте Минотавра недолго заблудиться с непривычки. В дальних частях даже свет не горел, проводка сгнила от сырости и чинить её не торопились.
Вадим отыскал нужную ячейку, долго возился с разъеденным коррозией замком. С трудом повернул дверь на проржавевших петлях, немного пригнулся и, на ходу щёлкнув выключателем, шагнул в небольшое квадратное помещение. Лампочка под потолком цыкнула и тускло затеплилась, едва освещая грубо намазанные цементом стены. Все в каплях испарины, влажных дорожках там, где эти капли набухли, и не выдержав собственной тяжести, сорвались вниз. Застоявшийся прохладный воздух пробрался в нос, оставил там запах сырой земли и вышел изо рта едва заметным облачком пара.