– Неужели ты никогда не грустила?
– Слишком много, поэтому больше не хочу.
– Так не бывает.
Евгения ждала, когда собеседник, находившийся на расстоянии, как обычно первым прервет телефонную беседу. Он молчал, и она не собиралась давать ему основание ухватиться за какое-нибудь слово и продолжить дальше потчевать её грустью. И он поступил, как всегда.
Глава 29
Как же хотелось выговориться. Прокричаться, не на повышенных тонах, а просто словами. Эмоциями. Озвучить боль. А той было так много. В прошлом. А теперь глубоко внутри тела. Может даже души. Но в неё она не верила. Как не верила и в какую-то иллюзию про жизнь после, про то, что страдания воздадутся и душа обретет нечто заслуженное, и не обязательно, что хорошее. А страдать и после смерти уж точно не хотелось. Отчего-то человек так устроен, что всю жизнь ищет страдания. При жизни. И даже после оной. Ей прилично осточертела жизнь на земле, а уж о какой-то там после смертной с последующими муками уж точно мечтать не хотелось. Как же все это ей надоело. Страдания, боль – зачем? Чему-то учат. А по сути, просто крадут бесценное в силу своей ограниченности время, которое можно использовать для получения удовольствия, ощущения радости. Но нет, зачем-то происходила абсурдная чушь и человек навсегда утрачивал прежний настрой на жизнь. После испытанных страданий жизнь никогда не становилась прежней. Она становилась другой, лишенной беззаботности, пропитанной горечью и хранившей боль. И все это сосредотачивалось в теле, ибо оно и является вместилищем жизни. Но человеку веками талдычат о непотребстве и неважности тела, потому как кто-то придумал некую душу, наделенную нескончаемой жизнью.
Николь свернулась в своем большом кресле, вжимаясь в него так, будто оно обладало способностью обнимать, скрывая её от внешнего мира с его страданиями, болью, жизнью и смертью. В такие минуты ей хотелось научиться верить в существование души. Но для этого она располагала слишком малым количеством фактов. Чего уж там, их не существовало. Либо попросту она их не нашла.
Глава 30
Красота интерьера оказалась неубедительной, чтобы ощущать важность дома. Определенно он не принял убеждений родителей о том, как ценна крыша над головой. Всю свою жизнь они прожили в какой-то маниакальной потребности дорожить своей квартирой в доме послевоенной постройки, бесконечно делать в ней ремонты, накапливать какие-то элементы мебели и декора. А их сыну отводилась роль наблюдателя, до тех пор, пока он не решился познать большой мир.