У Михаила Пашкевича имелись определённые накопления за лес, проданный весной, но продолжать дальнейшие разработки, а тем более кормить всю эту ораву, к которой он, не смущаясь, причислял и семью брата, совершенно не собирался.
Дня через два после получения письма Михаил Пашкевич объявил всем рабочим, что лесопромышленник его надул, за лесом он больше не вернётся и денег от него ждать нельзя, а поэтому все заработки, подсчитанные на бумаге, так и останутся неоплаченными. Он не преминул заметить, что главной причиной, вызвавшей такое положение, является появление на Дальнем Востоке советской власти, которая разорила его и, конечно, принесла немалый ущерб и всем работавшим на него людям. Далее он сказал, что с этого дня все свои договорённости с рабочими он расторгает, каждый может делать что хочет и идти куда угодно. Выдача продуктов прекращается, и он согласен только кое-что продать за наличный расчёт.
Конечно, будь рабочие немного более организованными, они смогли бы справиться с этим бессовестным эксплуататором: растрясли бы его склады, да, может быть, основательно пощипали бы и его дом, но Михаил знал, кого набирал. Никто из этих полубродяг не сказал ни слова. Выслушав нерадостное сообщение, они стали разбредаться, куда глаза глядят. Большинство из них потянулось в Советскую гавань.
Однако семья Петра Яковлевича Пашкевича на такой поход решиться не могла: слишком многочисленной она была, обременённой большим количеством маленьких детей, чтобы вот так, без всяких средств и определённой цели куда-нибудь переселяться.
Если бы они могли вернуться в Шкотово, то это было бы самым лучшим исходом, но село находилось очень далеко, добраться до него по берегу было невозможно, а пароходы в бухте Датта даже и не показывались. Да если бы и показались, то на проезд у семьи Петра Пашкевича не было денег.
После очищения Приморья от интервентов и белогвардейцев началось становление новой власти на местах: организация сельских и волостных советов. Организация новых учреждений происходила очень медленно, главным образом, потому, что отдельные глухие уголки Приморья были оторваны от губернского города Владивостока, удалены на сотни вёрст. Сообщение с ними, осуществляемое преимущественно по морю, было очень затруднено. Японцы и последние белогвардейцы, уходя из Владивостока, разграбили полностью порт, угнав все годные пароходы, оставив только те, которые требовали серьёзного ремонта.