Провал по всем фронтам. Конкурировать с Сашенькой все равно, что пытаться затмить Ясное Солнышко.
Но, не смотря на это, мама с каким-то маниакальным упрямством мечтает породниться со своей подругой. Естественно, через меня.
Ее не волнует, что их сынок смотрит на меня, словно я прозрачная, и до сих пор не может запомнить моего имени.
– Дашка, не теряйся, – напутствовала она меня перед отъездом, – Саша – наш с тобой билет в безбедное будущее.
Но мама меня, видимо, плохо знает. Ложиться под того, на кого она укажет я не стану. Даже если от этого зависит ее безбедное будущее.
Потоптавшись на мягком ковре, открываю окно настежь, чтобы проветрить комнату от сладкого запаха чужого пирожка, а сама иду в смежную с гостевой ванную освежить лицо.
Теперь точно не усну до утра.
Умываю лицо, чищу зубы, будто это он меня, а не ее целовал так смачно. Закрываю окно и потом еще долго листаю ленту соцсетей.
Засыпаю только на рассвете, за два часа до будильника. А просыпаюсь с тяжелой головой и красными глазами.
Спасибо, Сашенька!
Дома я сплю дольше, но здесь как-то неудобно, в восемь утра у них уже завтрак. А, учитывая активность младших Греховцевых, днем поспать вряд ли получится.
С трудом поднявшись, принимаю душ, сушу волосы феном и, надев штаны от домашнего костюма и футболку, спускаюсь вниз.
В доме тихо, наверное, все уже позавтракали и разъехались по делам. Заглянув в гостиную, ступая неслышно, направляюсь на кухню. Здесь тоже никого.
Отлично.
Раиса Николаевна сказала, что я могу чувствовать себя как дома и в холодильнике брать все, что захочу. Поэтому, включив чайник, делаю два бутерброда с ветчиной и сыром. Пока он греется, откусываю один из них.
– Доброе утро, – доносится до меня хриплый ото сна голос, я поднимаю голову и едва не давлюсь кусочком ветчины.
Получается только неуклюже кивнуть в ответ. Оправдываю себя тем, что разговаривать с полным ртом неприлично.
И полуголый Греховцев здесь совсем ни при чем.
Тут же потеряв ко мне интерес, он лезет в холодильник и достает оттуда бутылку воды. Отвинчивает крышку и, подперев задницей, упакованной в домашние шорты, столешницу, жадно выпивает сразу половину.
Чтобы на него не пялиться, решаю заварить себе чаю. Встаю, чтобы взять с подставки чашку и судорожно вспоминаю, где же, собственно, искать сам чай.