– Я знал, что зальет, – говорит Армстид.
– Долго он держался, этот мост, – говорит Квик.
– Скажи лучше, Господь его держал, – говорит Дядя Билли. – Не помню, чтобы за двадцать пять лет молотком по нему кто ударил.
– Сколько же он тут стоял, Дядя Билли? – спрашивает Квик.
– Его построили… дай Бог памяти… в 1888 году, – говорит Дядя Билли. – А помню потому, что первым по нему проехал Пибоди – ко мне, когда Джоди родился.
– Если бы я ездил каждый раз, когда твоя жена приплод давала, он бы давно уж сносился, – говорит Пибоди.
Мы вдруг громко смеемся и разом смолкаем. Переглядываемся искоса.
– Много людей по нему переехало, – говорит Хьюстон, – последний раз в жизни.
– Это факт, – откликается Литлджон. – Это верно.
– Одной уж теперь не удастся, – говорит Армстид. – Им с ней на мулах до города два-три дня. Пока в Джефферсон отвезут да потом обратно – как раз неделя.
– А что Ансу втемяшилось везти ее в Джефферсон? – спрашивает Хьюстон.
– Обещал ей, – говорю я. – Сама захотела. Родом она оттуда. Так решила.
– И Анс так решил, – говорит Квик.
– Да, – говорит Дядя Билли. – Вот плывет человек всю жизнь без руля, без ветрил, а потом возьмет да такое удумает, чтобы всем хлопот устроить выше головы.
– Ну, теперь разве только сам Господь поможет перебраться через реку, – говорит Пибоди. – Ансу одному не справиться.
– Думаю, Он поможет, – говорит Квик. – Он уж давно Ансу помогает.
– Это факт, – говорит Литлджон.
– Так давно, что и бросить теперь жалко, – говорит Армстид.
– Я думаю, Он как все у нас тут, – говорит Дядя Билли. – Так долго помогал, что теперь поздно бросать.
Выходит Кеш. Он надел чистую рубашку; мокрые волосы гладко зачесаны на лоб, гладкие и черные, как будто голову покрасили масляной краской. С трудом присаживается на корточки, мы за ним наблюдаем.
– Чувствуешь погоду-то? – спрашивает Армстид.
Кеш не отвечает.
– Сломанная кость всегда погоду чувствует, – говорит Литлджон. – У кого кость сломана, предсказывать может.
– Это счастье, что отделался сломанной ногой, – говорит Армстид. – На всю жизнь мог стать лежачим. Кеш, ты с какой высоты падал?
– Двадцать восемь футов четыре с половиной дюйма примерно, – говорит Кеш. Я подсаживаюсь к нему.
– На мокрых досках недолго поскользнуться, – говорит Квик.
– Обидно. – Я говорю. – Но что ты мог сделать?