– Джули.
Он на меня не смотрит, шуршит газетой, которую я принесла из почтового ящика вместе с письмами. Обычно он первыми открывает письма, прежде чем уткнуться в газету. Еще один индикатор плохого настроения.
– Пап? – Но он не отвечает.
Неверяще поднимаю брови. Запихиваю в рот полную ложку мюсли и ставлю тарелку на стойку – предпочитаю есть стоя, чем сидеть с ним за одним столом.
– Знаешь, что ты сделала вчера не так? – вопрошает он, не отрывая глаз от газеты.
«Ничего» так и вертится на языке, но я с трудом сдерживаюсь и проглатываю ответ. Ненавижу, когда со мной разговаривают, как с трехлетней.
– Папа! – Я не могу сдержать стон. – Я не хотела ставить Дрю в неловкое положение, я просто хотела… должным образом его поприветствовать.
– Поприветствовать? – Он резко поднимает голову, мускул на щеке нервно дергается. – Я тебя попросил показать Эндрю кампус. А не делать его посмешищем, танцуя на публике перед ним. Я тебя не так воспитывал. И маме бы точно не понравилось.
Как я ненавижу, когда он начинает разыгрывать карту мамы. Она как джокер, чтобы прибить меня окончательно.
– Я всегда танцую на публике! – бросаю я и понимаю, что с каждым словом делаю хуже.
– Ты извинишься перед Эндрю. Один на один. С командой я улажу сам. И чтобы я больше ничего не слышал об этом неприятном инциденте. – Несколько долгих мгновений он пронзает меня ледяным взглядом своих голубых глаз и возвращается к газете.
У него все просто. Главное, чтобы я вежливо извинилась и не порождала шумихи.
– А что, если ему понравилось? – вырывается из меня, и я даже не понимаю, как это получилось.
Как в замедленной съемке, плавно опускается газета.
– Если ему понравилось? – повторяет отец, удостоверяясь, что не ослышался. – В тот самый день, когда мужчины тебя начнут волновать больше спорта, уходи из чирлидинга.
Я насмешливо фыркаю. Ну это же нелепо, и он это знает. Этот день не наступит хотя бы потому, что спорт финансирует львиную часть моей учебы. Даже после смерти мамы я не бросила чирлидинг, так что и сейчас не брошу.
Наш разговор прерывает веселое «Доброе утро!» Бо. Он проходит легкой походкой, как будто не слышал нашу дискуссию. Что маловероятно – в доме довольно тонкие стены. С полным спокойствием наливает в стакан апельсиновый сок и становится рядом со мной, облокотившись о стойку. Все это время сопровождается гробовым молчанием, нарушаемое лишь гудением холодильника.