Дела любви. Том II - страница 6

Шрифт
Интервал



Речь не о том, что любящий, желающий назидать, должен сделать, чтобы изменить другого человека или заставить его любить, но о том, как любящий назидательно заставляет себя. Вот это уже назидательно видеть, как любящий назидает, заставляя себя. Только нелюбящий думает, что может созидать, заставляя другого; любящий всегда предполагает, что любовь присутствует, именно этим он созидает. Строитель мало задумывается, какие камни и гравий нужны для строительства, учитель предполагает, что ученик невежественен, воспитатель – что другой человек испорчен, но у любящего, который созидает, есть только один путь – предполагать в другом человеке любовь; всё, что ему постоянно приходится делать – так это заставлять себя предполагать любовь. Таким образом он вызывает добро наперёд, привлекает к любви, он созидает. Ибо любить можно единственным способом – любить наперёд; любить наперёд – значит созидать. Но любить наперёд – значит предполагать, что она присутствует в основании. Поэтому человека может искушать желание стать строителем, учителем, стать воспитателем, потому что кажется, что можешь властвовать над другими; но созидание, как это делает любовь, не может искушать, ибо это означает служение; поэтому любовь имеет желание созидать только потому, что она готова служить. Строитель может показать свою работу и сказать: «это моя работа», учитель может показать своего ученика, но любви, которая созидает, ничего показать, ибо её работа состоит только в предположении.


Опять же, это очень назидательно. Предположим, что любящему удалось построить любовь в другом человеке; и когда здание уже стоит, любящий стоит в стороне и смущаясь, говорит: «Я всегда это предполагал» – увы, у любящего совсем нет никакой заслуги. Здание любви не похоже на памятник искусству мастера-строителя или на ученика, помнящего о наставлениях учителя; любящий ничего не сделал, он лишь предполагал, что в основе лежит любовь. Любящий работает так тихо и торжественно, и между тем силы вечности приходят в движение. Любовь смиренно остается незамеченной именно тогда, когда она работает больше всего, да, её работа выглядит так, будто она вообще ничего не делает. Увы, для занятости и мирской суеты – это величайшая глупость, что в каком-то смысле вообще ничего не делать – это самая тяжёлая работа. И все же это так. Ибо управлять собой труднее, чем завоевать город[10], и созидать, как это делает любовь, труднее, чем выполнять самую чудесную работу. Если так трудно по отношению к себе управлять своим духом, как же трудно тогда по отношению к другому человеку полностью уничтожить себя, и при этом всё сделать и всё выдержать! Если и трудно начать без предпосылки, но труднее всего – начать созидание с предпосылки, что любовь есть, и этой же предпосылкой и закончить, так что весь труд как бы обесценивается, потому что предпосылкой прежде всего является самоотречение или то, что мастер-строитель сокрыт и является ничем. Поэтому можно было бы сравнить созидание любви с тайным действием природы. Пока человек спит, силы природы не дремлют ни ночью, ни днём: никто не думает, как они выдерживают – но все радуются красоте луга и плодородию поля. Так же ведёт себя и любовь; она предполагает, что любовь присутствует, как зародыш в зерне, и если ей удаётся заставить его расти, тогда она скрывается, она сокрыта, как она была сокрыта всё это время. Однако именно это назидательно в природе: вы видите всё это великолепие, и затем назидаетесь, если случайно задумаетесь о том, как удивительно, что вы совсем не видите Того, Кто это создал. Если бы вы могли видеть Бога плотским оком, если бы Он, если можно так выразиться, стоял рядом и говорил: «Я Тот, Кто создал всё это»: тогда бы назидание исчезло.