– И что же… вы хотите? Чтобы я помог? – профессиональный прищур заместителя главы не остался без внимания месье Фушо, и тот сдержано улыбнулся.
– Признаться, наши планы идут гораздо дальше. Но! Для начала хотел попросить вас обратить особое внимание на наши документы с входящим номером пять миллионов…
– Пять миллионов? – призадумался Степан Тимофеевич.
– Верно.
– Не знал, что такие номера нынче присваивают бумажным делам…
Месье Фушо улыбнулся и достал из нагрудного кармана какую-то мятую бумагу.
– Так видимо много дел у вашей канцелярии… Впрочем, у этой цифры есть чудесная возможность делиться под более мелкими ножничками… среди иных структур, так сказать…
Степан Тимофеевич подозрительно посмотрел на бумагу и брать ее не стал. Несколько минут он напряженно осматривал свой сад, но потом закатил глаза к ясному небу и тяжело вздохнул.
– Как же дорого обходится нынче жизнь… И все деньги, деньги, проклятые деньги! Эта ничтожная пыль!
– Весьма ценная пыль, прошу заметить, – рассмеялся месье.
– Ценная! – махнул рукой Степан Тимофеевич. – Что вы знаете о ценностях?
Стеклянная дверь, ведшая на веранду, открылась.
– Привет папа! – воскликнула золотоволосая девушка, облаченная в легкое короткое платье.
– Доченька! Ты проснулась? – лицо заместителя главы просияло.
– Да… – томно пробормотала она и стрельнула глазками в сторону Фушо. Тот вскочил со своего места и почтительно поклонился. Ухоженный мужчина средних лет в дорогом костюме и в меру упитанной фигурой пробудил закономерный интерес молодой девы.
– Мадмуазель! Вы так прелестны! – воскликнул месье. – Позвольте поцеловать вашу ручку!
– Извольте, – улыбнулась девушка своей самой загадочной улыбкой.
– Вся в маму! – радостно заявил отец, похлопывая себя по объемному животу. Однако тут же посуровел. – Любимая Лоли, у нас здесь серьезный разговор… Позволь нам его закончить. А вот потом…
– Я уже ухожу, папа, – сказала девушка, не отрывая кокетливого взгляда от Фушо. – Как раз хотела искупаться.
– Отлично! Дай-ка я тебя поцелую! – одарив свою дочь звонким чмоком, счастливый отец вновь откинулся в кресле. Не без явной гордости он некоторое время наблюдал, как его дочь, покачивая бедрами, следует через сад к лестнице, ведшей из сада к морю..
Не мог оторваться от точеной фигурки и месье.
Степан Тимофеевич прокашлялся.