– А что носят в других городах?
Штерн тяжело вздохнул – даже, скорее, простонал:
– Нет больше других городов. Все выжжено войной.
Марк попытался узнать больше, но Штерн, испуганно поглядывая на дверь, уже не говорил ни о чем, кроме удачного кроя и модных цветов.
***
Переодевшись, Вадим развел руки в стороны, демонстрируя расшитую звездами мантию. Черный цвет придал лицу болезненное, скорбное выражение, хотя свободный крой и прямые линии одеяния сделали его выше и стройнее.
– Ну как? – не без гордости спросил парень. – Этот портной все отнекивался, но я подумал, что надо сразу показать, что мы маги.
– Здорово, – Андрей прикрыл рот рукой, пряча улыбку.
Марк только покачал головой и снова уткнулся взглядом в страницу. Оставались последние строки, а книги, пожалуй, были единственным, что ему нравилось в этом доме. Все остальное так приелось, что доводило до зубного скрежета, и пусть после отъезда жизнь не обещала стать лучше, хотелось поскорее сбежать.
– Что? – протянул Вадим насупившись.
– Жаль, что я сам не додумался до такого… – Андрей уже с трудом сдерживал смех. – Образа.
– Мы станем магами, надо соответствующе выглядеть, – буркнул Вадим и замолчал, когда Марк засобирался.
– Уже пора? – удивился Андрей, смотря на часы.
Двенадцати еще не было, до отъезда оставалось время, но и слушать набившие оскомину пререкания не хотелось.
– Я побуду на улице, – ответил Марк, подхватывая котомку, выданную вместе со сшитой портным одеждой.
Он раскрыл ее, чтобы проверить собранные вещи, затем посмотрел на то, что оставлял на тумбе: паспорт, зарядку, книгу, какие-то исписанные бумажки, унесенные с работы – кому все это нужно теперь?
Марк открыл паспорт. Мать, наверное, засуетилась и занервничала только потому, что матерям положено переживать за своих детей, этого ждали от нее. Отчим бы пожал плечами и поворчал, что пасынок специально отключил телефон и уехал, никого не предупредив, потому что «характер у него паршивый».
Следом Марк раскрыл книгу. Он взял ее у коллеги «до выходных», как обещал. Пожалуй, первыми забили тревогу на работе, да и то, скорее, из-за прогулов, а не от настоящего переживания. Оставшись наедине с собой на два месяца, Марк понял, что с той же вероятностью о нем мог никто не вспомнить – он сторонился людей, точно заразных, хотя знал, что «зараза» на самом деле сидит в нем, а он с ней просто не сумел справиться.