– А я сегодня… – попытался он поделиться новостью.
– Мурзик! – вдруг воскликнул Далиир.
Все взгляды сразу опустились вниз. К нему ластился молодой рыжий кот с короткими вислыми ушами.
– Дай ему колбасы, – предложила тетя.
Далиир посмотрел на нее сердито.
– Иля! Ты и так ему всю печенку скормила!
– Ты такое не ешь.
– Так потому и не ем, что ее нет!
Мурзик запрыгнул на свой любимый и единственный в кухне обитый ватой мягкий стул и с любопытством, шевеля усами, стал рассматривать содержимое стола.
Несмотря на протесты мужа, Ильга отрезала колбасы, наклонилась к Мурзику и поднесла угощение к самому его рту.
– Ешь, котя, ешь, – ласково приговаривала она.
Мурзик осторожно полизал подношение, маленький кусочек съел, но от остальной части отказался. Тогда тетя открыла дверь, за которой все это время стоял и скребся большой черный лохматый и курчавый пес, и кинула ему недоеденную часть. Пес лязгнул зубами, поймав кусочек колбасы и, не жуя, проглотил. Одурманенный запахом кухни, он переступил порог и начал водить носом, принюхиваясь, в надежде отыскать еще лакомств.
– Мард, выходи, наследишь тут! – приказала тетя, подпихивая пса ногой к выходу. Однако тот не слушался. – Далиш, рявкни на него!
– Мард, вышел! – рявкнул Далиир.
Пес понурил голову и, цокая когтями по деревянному полу, вышел за дверь. Лязгнул дверной замок, на мгновение в кухне водворилась тишина.
– Ну, Язар, рассказывай, – ободряюще обратился дядя к племяннику.
Тот уже успел озвучить историю мысленно, речь его не была сбивчивой, он не спешил. Ильга слушала нетерпеливо: нервно перекладывала руки на столе, поочередно подпирая ими голову, покусывала пальцы, сопровождала рассказ восторженными восклицаниями, изумленно разглядывала глаза альва и то и дело качала головой.
– Ого! Ничего себе! – выдохнула она, когда Язар закончил.
– Только молчком, – распорядился Далиир. – Никому.
– Да, – согласилась она. – Никому говорить нельзя.
– Даже Балику и Раваше? – уточнил Язар.
– Что знают дети, знает и мать, – важно заметил Далиир. – Что знает их мамка, знает и баба. А что знает баба Нара, знает все село. Набегут тогда этезианские. Не то, что иглы в стогу, самого сена не останется: все сметут подчистую!
Жители Этезии обладали дурной славой. Согласно расхожей поговорке они воровали, находясь в нужде, и воровали вдвойне, когда стяжали богатства. Страстные к жизни они расселялись по всему Семарду, далеко за пределами своего королевства, а их угольные волосы и хмурые смуглые лица передавались потомкам, которые уже не помнили родных мест и родного языка. Иные народы считали этезианцев стервятниками, иные чумой, способной заразить весь человеческий род. И даже самый благородный и добронравный этезианец полагался родителями невесты нежелательной парой.