– Вот оно! «Синдром невзрослеющего мальчика», – проговорила Аля и скептически хмыкнула. Сочиняешь девушке всякие глупости, как будто я школьница!
– Не так уж давно ты была в школе! – заявил я, разведя руки. – В человеческой жизни всё не так уж давно. Что такое лет восемьдесят? Миг для истории. А для забавных, подобных обезьянкам, существ – целая жизнь. Поэтому даже наша разница в возрасте – пустяк, милая моя.
– Ладно, хорошо, – согласилась Аля и забавно похлопала ресницами. – Покажите мне ваше Пастэго, уж будьте так любезны, уважаемый Магистро!
И Аля поклонилась мне с преувеличенным выражением почтения на её красивом личике. Раз, два, три… Я сделал всего три шага, два раза щёлкнул пальцами и произнёс: «Пастэго».
Всё случилось, как я предсказывал. Голова льва, чёрный дым, который будто бы наполнил собой невидимый аквариум, вытянутый вдоль стены. Дым клубился, пока моя спутница, полными удивления глазами, смотрела на несомненное чудо. Под тяжёлым мостом, похожим на кости исполинского краба из доисторических времён, случилось нечто сверхъестественное.
– Но как это возможно, и кто придумал эту машину? – наконец медленно произнесла Аля.
– Хм, ещё вопрос, машина это или нет, – ответил я, сделав особый упор на последнем слове. – Однако главное, что эта вещь работает.
– Но как ты вообще узнал о ней? – спросила девушка.
Я бодро хмыкнул и спокойно сказал:
– Что значит как? Мы же с тобой пишем книгу, и я в этой книге выдумываю то, что хочу. Как, к слову, и ты.
Моя спутница, кажется, была удовлетворена этим ответом.
– А теперь? Что теперь? Мы, разумеется, пойдём внутрь, так?
– Конечно, Аля! Билет в будущее это билет в один конец. Однако мы с тобой таки направимся в прошлое. Сначала я, а потом, спустя секунд одиннадцать, ты. Вперёд!
Закончив говорить, я быстро шагнул в завесу. Эх! Надо было закрыть глаза… Зажмурился, но было поздно. Глаза стало щипать. Впрочем, вскоре я перестал чувствовать какой-либо дискомфорт. Я будто висел в невесомости, но длилось это не более двадцати секунд. Вокруг был дым, который постепенно становился светлее, пока не стал белым пухом облаков. Когда эти облака разошлись, я понял, что с огромной скоростью несусь к своей старой школе… Уже была видна её крыша. Я проскочил сквозь укрытые смолой куски рубероида, словно был серебряным ножом, а крыша нашей элитной школы – куском шоколадного масла, и очутился в кабинете. Да, это был восьмой класс, моя задняя парта, урок математики, и хорошо знакомый, резкий, как тюремная сирена, звонок.