– Подай воды, брат-солдат, сам я напиться не способен, – в голосе Иллариона звякнул металл.
– Сейчас, друнгарий! – Солдат в отце Меркурии откликнулся на эту просьбу – приказ быстрее разума. Нельзя отказать в помощи раненому, даже чужому. Можно милосердным ударом избавить от мучений и тем оказать воину последнюю почесть, но отказать в просьбе – никогда. Этому его учил ещё отец.
Поить раненого из покрытого затейливой резьбой деревянного ковшика оказалось весьма удобно. Бывший друнгарий пил жадно, крупными глотками. Напившись, он откинулся на тонкую подушку. На лбу выступили капельки пота.
– Спасибо, брат-солдат, – кивнул Илларион и, дождавшись, когда отец Меркурий вновь утвердится на лавке, продолжил:
– Да, они умерли достойно! Но разве тебе не интересно, кто они такие? – В голосе Иллариона прорезалась усмешка. – Ты не задумался, почему одни варвары-франки бежали, а другие, жертвуя собой, прикрывали их бегство? И почему они одевались, подобно нашим катафрактам, в одинаковые плащи и туники?
– Нет, друнгарий, не задумался. Как-то было не до того. Ты же помнишь, «Жаворонкам» тогда здорово досталось…
– Помню… – Раненый с легким вздохом опустил веки. Потом открыл глаза и прямо взглянул в лицо собеседнику. – Ну, если не задумался тогда, задумайся теперь, хилиарх. В тот раз ты видел, как сражаются и умирают рыцари ордена святого Иоанна Крестителя, монахи-воины… Они подчиняются только отступнику-папе и своим командирам. И, опираясь на них, отступник римский может разговаривать с варварскими цезарями на равных. – Илларион поморщился.
– А теперь подумай, хилиарх, что случилось бы, если бы православная церковь имела такой орден, такое братство?! Ты же немало знаешь о Спарте, брат-солдат, немало знаешь о равных… А теперь представь православных равных, но не отягощённых ни семьей, ни имуществом, спаянных железной дисциплиной, отдающих всё своё время войне, молитве и воинскому обучению. Никаких обязанностей, кроме войны во славу Господа и империи… – бывший друнгарий тяжело сглотнул. – Какая это будет сила! Кто сможет противостоять им? И какую власть обретут те, кто встанет во главе их? Сможет ли тогда патриарх искажать веру, базилевс разрушать империю и уклоняться в латинскую ересь, а прониары рвать себе куски пожирнее? Смогут ли поднять голову ереси? Смогут ли папские ублюдки, варвары и язычники хозяйничать на имперской земле?! – Казалось, Иллариона не удержит даже доска, к которой его примотали, так сильно и уверенно звучал теперь его голос. – Кто сможет нанести вред Церкви и Империи, когда у них будет такой страж?!