– Доброго здоровья! – сказал Лёшка и поклонился, быстро зыркнув глазами по горнице. Он тут же приметил червленый каплевидный щит княжьего дружинника в углу, сложенную на лавке кольчугу, лежащую поверх неё тяжёлую саблю в ножнах и островерхий шелом с наносником.
Всё это воинское богатство выглядело не новым, изрядно послужившим своему хозяину во многих передрягах, но было в добром состоянии. Хоть сейчас облачайся, подпоясывайся – и в поход.
«А где же конь? – подумал Лёшка. – Он что же, пешком пришёл?»
– Здравствуй, Алексей свет Леонтьевич, – незнакомец улыбнулся, показав нехватку двух зубов вверху с левой стороны. – Ого, как вырос. Не узнать! Думаешь, наверное, где мой конь, раз такое оружие да кольчуга с шеломом на лавке? Продал я его, старый уже был. Ничего, нового купим. А, как мыслишь, Любава?
– Будет нужен – купим, – ответила мама. – Отчего не купить? Если заработаешь.
Незнакомец весело рассмеялся.
Лёшке его смех пришёлся по душе. Смех был искренним, открытым. Так смеются добрые люди.
– Познакомься, Алёшенька, – сказала мать. – Это вуй[2] твой троюродный, Горазд. Помнишь, я тебе рассказывала?
– Вуйко Горазд! – воскликнул Лёшка. – Помню! Ты мамкин брат троюродный, порубежник, на заставе служишь!
– Служил, Алёша, служил, – дядька покосился о пустой рукав. – Но ничего. Повоюем ещё.
– Хватит, навоевался, – сказала мама. – Давай-ка просто поживи. Алёша, руки мыл? Зови сестёр, они в огороде, мойте руки и снедать, пока суп горячий. Второй раз собирать на стол не стану.
Горазд остался жить у них. Из его скупых рассказов Алёша узнал, что семья дружинника – жена и двое детишек – погибли при крупном набеге половцев прошедшей весной.
– Никто не ждал, что поганых будет столько. Лазутчики наши обманулись. Бывает. Но нам эта ошибка стоила дорого – в сече на границе полегла вся застава, там я и руку потерял. Хорошо хоть от природы левша – шуйца у меня за главную руку, – он невесело усмехнулся. – Вместе с рукой и семью. Спалил враг наш городок дотла, кого не убили – в полон забрали. Жаль, не моих – выкупил бы. Да, жаль…
Потом баяли, что это была месть за наш поход, что год назад случился. Слыхал о нём?
– Слыхал, – кивнул Алёшка. Да и кто из рязанских мальчишек, грезивших битвами, походами и воинской славой не слышал!
В прошлом шесть тысяч семьсот двенадцатом году, в апреле месяце, когда земля подсохла после весенней распутицы, незадолго до страстной седмицы, рязанский князь Роман Глебович собрал дружину и нежданно для всех, в одиночку, двинулся на половцев. Это было дерзко, поскольку сил у князя для такого похода явно недоставало.