Сероглазый Чингисхан Белой Гвардии. Том 3. Блестящий офицер Дальневосточных казачьих войск (1908-1914) - страница 10
Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет 1290 дней. Блажен, кто ожидает и достигнет 1330 дней».»
Вполне естественно, что временами возникало глубокое, зачастую взаимное, непонимание между ярким немецким офицером и его чисто русским, нередко враждебным, окружением, что впоследствии было чудовищно извращено его заклятыми врагами, такими, как презренные дезертиры-убийцы Макеев, Торновский, маргинальный фельдшер Рибо и многими другими жалкими отбросами бывшей Императорской армии, оставшимися на грязной обочине рухнувшей Российской Империи после двух государственных переворотов фатального 1917 года и позже закончившими свою бесславную жизнь в отчаянной нищете и жуткой антисанитарии перенаселенного Китая либо раболепно переметнувшись к красному врагу и прочувствовав на себе все жуткие «прелести» большевицких лагерей…
Важно отметить, что в наши безжалостные дни их бесстыдное, срамное бумагомарание изворотливо растиражировано современными горе-беллетристами, проявляющими повышенный, крайне патологический интерес к овеянной мистическим ореолом частной жизни давно усопшего блистательного барона…
С грустью стоит признать, что и барон, со своей стороны, во многом не понимал окружавших его русских с их совершенно иным мироощущением, распространенным пассивным фатализмом и многими другими культурными установками, совершенно чуждыми энергичным представителям развитого протестантского запада.
К огромному сожалению, и он ощущал естественное мучительное отчуждение, которое так и не смогла преодолеть последняя Императрица Российской Империи, Александра Федоровна, -урожденная Алиса Гессен-Дармштадская, такая же немка-интроверт, как и барон Роберт Унгерн.
Императрица Александра Фёдоровна
И только необычайная культурная гибкость, проявляемая доблестным бароном на протяжении всей его добродетельной жизни, помогли ему избежать абсолютной изоляции и даже найти исключительно преданных ему друзей, оставшихся бесконечно верными во времена наижесточайших испытаний.
Следует отметить, что благородный барон смог стать «своим» не только среди преобладавших русских, но и среди коренных монголов…
За последние 100 лет, минувшие со времени его политического убийства, сложилась стойкая абсурдная традиция очернять его светлую память, используя для этого такие нелепые тактические приемы, как сравнение барона с кем-либо.