Он едва успел взбежать на вышку и запереть дверь на засов. Сердце колотилось, отдавая в пульсирующие конечности. Капрал без сил сполз по стене на пол и прохрипел: «запускай оружие». Из ослабшей руки выпал жетон, и тогда Смотритель повернул рычаг…
Несколькими часами позже:
«Это похоронит побережье, но спасет город» – думал он. На деле вышло куда хуже. Зеленые клубы газа рванулись из трещин в сухой земле, охватывая горизонт. Высвободившаяся масса сеяла смерть, растекаясь по долинам. Могучие потоки пересекли обозримый простор и устремились в город. Только тогда капрал догадался, зачем вдоль острова прокладывали трубы. «Они использовали каналы водоснабжения под яд».
Вместе со смотрителем они забаррикадировали дверь. Капрал уселся на кресло перед мерцающими мониторами. «Теперь мы совсем одни… Не могу в это поверить… Неужели телекоммуникация разорвана? Неужели проводки – единственное, что питало жизнь, не подавали признаки жизни?». Когда он увидел газовые столбы, то бросился к телефону, сорвал трубку и яростно принялся названивать в город… Кому? Семье. Прошел час, второй. Газ еще оседал, поэтому вылазка откладывалась, но он непрерывно висел на связи, вслушиваясь в повторяющиеся гудки. Изолированный в маленькой комнатушке, подвешенной среди темного неба. Пожалуй, таково вековечное одиночество: некуда выбираться, кругом – смерть, звенья разорваны, безответная тишь, перерастающая в вечное молчание. Капрал с опаской выглянул в окошко, но обесточенный город безмолвно стоял вдалеке. Там, за предгорьем, покрытым инеевой пленкой, держалось все его существование. И лишь тонкий проводок решал: соединить или отказать. Обесточенный город проникал сваями в плоскогорье. Капрал сжал губы. Казалось, гудки проходили насквозь, не задерживаясь в его стенах, и точно так же бумерангом возвращались назад. Где-то там в толпе многоэтажек затерялся ответ, расплющенный средь камней и утесов. Поверх стального горизонта веером расходились тучные облака. Точно так же и он когда-то пропадет в неизвестности, раздавленный войной. Какого-нибудь дальнего родственника известят телеграммой, и кончено. Подведена черта, а так хочется надеяться на многоточие… Телефонная линия осеклась. Темнело, пучки электрического света роились под потолком. Сгущались тучи. «Опять эта серость, тошнит…». Он вновь брался за трубку, напускал на себя серьезный вид, чтобы та не посмела молчать и ждал, глядя на восток. Там… в верховье рек, за расселинами и гребнистыми оврагами была целая страна детства, юности, и зрелости – самого прекрасного возраста возможностей, перспектив и новых свершений. Ее приток он защищал от погибели.