* * *
Ночью будущий король спал нервно. Сначала ему мешали собственные тяжкие мысли, а затем тревожили плаксивые завывания безутешной хозяйки приютного древа, что так и не вернула пока свой топор – но Люцериус уже обещал его вернуть и никак не мог взять в голову чего тогда рыдать? Но необъятную могучую толстуху не мог утешить даже забористый черный ром, а рыдала она так горестно, что разбередила души даже лягушкам. Заснуть удалось только под утро – хотя, надо признать честно, игрок просто не торопился погружать себя в целительный цифровой сон, впервые за долгое время решив заново перетряхнуть весь придуманный еще в больнице план.
Тогда продумывание глобального многоходового плана было единственным, что помогло не свихнуться. Как только ожил его ослепленный виной и болью мозг, отупелая безразличность начала отступать, сменяясь жаждой мести куда более огненной и жгучей чем та боль, что терзала его искалеченное обожженное тело.
Люц не забыл. Люц не простил. И никогда не простит…
Потратив несколько часов на обдумывание, король написал пару коротких писем, после чего наконец заснул, зная, что завтра ему понадобятся все накопленные силы… и нервы… проклятые ведьмы…
Раннее утро застало его зевающим во весь рот и подносящим к губам кружку с крепчайшим кофе. Он оседлал пивной бочонок и, прихлебывая кофе, ждал, когда молодой повар зажарит ему десяток самых жирных болотных улиток и заодно следил, чтобы ничего не напутали с простеньким рецептом. Масло для жарки огорчало – судя по запаху оно было даже не третьего отжима, чего уж тут вспоминать про благословенный первый холодный отжим… Когда улитки были спрыснуты соком плода любеа и поданы на треснутом глиняном блюде со слишком простым узором, полуорк досадливо поморщился, но честно рассчитался, вложив в протянутую мозолистую ладонь серебряную монету.
Он как раз заканчивал поглощение пищи, одновременно читая восстановленную им собственноручно потрясающую книгу «Потерпевшие кораблекрушение», когда на королевскую фигуру упала чья-то жалкая трясущаяся тень. Подняв недовольные глаза, Люцериус узрел жалобно улыбающегося испуганного лохра. Представитель болотного народца сжался в пугливый комок, зная, что таких как он обычно не жалуют в селениях. И на самом деле, не прошло и полминуты, как один из торговцев всяким хламом зло крикнул: