И если брутальный Бескрылов ярко засветился в съёмках многочисленных агитационных роликов, в которых он с восторженным блеском глаз вдохновенно призывал избирателей отдать свои голоса за тех кандидатов, чьи имена ему продиктовали в парткоме, то склизкий Грубанько пролез в труппу участников кипрского фестиваля по квоте для представителей региональных отделений Союза театральных деятелей, где он как член правящей партии всего за пару лет совершил головокружительный карьерный скачок из рядовых членов в руководители целого отделения.
– Альбертушка! Наконец-то! – приветствовал театрального деятеля, не вставая с кровати, расчувствовавшийся Геннадий Романович. – А я уж потерял тебя! Вот ведь какое несчастье всех нас постигло!
– Да уж, вляпались по самые помидоры, – поздоровался в ответ Грубанько. – Теперь до конца жизни не отмоешься!
– Тебя тоже под подписку отпустили? – спросил Мавританский.
– А меня-то за что задерживать? – возмутился скользкий дельфин. – Не я же эту твою чёртову этуаль привёз сюда на фестиваль, – чуть ли не стихами отвечал он. – И не у моей двери её нашли убитой. Вам ещё, Геннадий Романович, аукнется эта ваша кадровая политика – помяните моё слово! И где вы только откопали её такую? Допрыгалась, прошмандовина вертожопая!
– Не смей так о ней говорить! – вскричал хозяин номера. – Ты и мизинца ноги её не стоишь!
– Да уж, нехорошо так о покойнице, – едва ли не в унисон с ним отозвался и я.
– Ладно-ладно, вы правы! Признаюсь, что перегнул палку, – подняв руки, сбавил обороты вошедший. – Ну а мне-то вот зачем все эти приключения на свою задницу? Поездку на Кипр мне давали как поощрение. И не затем я сюда ехал, чтобы меня здесь по полициям таскали! Вот, скажите: на кой хрен оно мне всё это не сдалось?
– Да успокойтесь вы! – попытался я его урезонить. – Тут человека убили, а вы всё о себе да о себе.
– Какое тут успокойтесь! – ещё больше распалялся он. – Теперь поднимут хайп на всю планету – только держись! Прощай, карьера!
– Руслана-то к тебе по-доброму относилась, а ты вон её как теперь костеришь! – бросил актёру Мавританский. – Ни стыда ни совести…
– Ну вы тоже даёте, Геннадий Романович, – не удержался и я в свою очередь. – Нашли у кого совести со стыдом искать! У лицедеев? Да их там отродясь не бывало!
Неожиданно, но наши слова смутили Грубанько: он пододвинул к себе стул, сел на него, облокотив локти на спинку, и замолчал, испытующе зыркая на нас исподлобья своими злыми как у волчонка глазами.