– Кто болен?
Домовой опешил и испугано загукал. Цепь моих рассуждений была ему недоступна.
Я почувствовал некоторое удовольствие от ощущения интеллектуального превосходства и тотчас устыдился своего чувства. Действительно, как можно состязаться в уме с домовым? Это дает знать о себе комплекс неполноценности, сформировавшийся у меня после столкновения с подлой ведьмой!
Домовые – существа, конечно, недалекие, но очень сенситивные. Они превосходно улавливают малейшие оттенки настроения собеседника.
– Доктора ждут внизу, это срочно, – домовой чувствовал, что я безопасен, но по привычке кратко сформулировал мысль, а выполнив поручение, тут же отвел мой взгляд.
Зная из опыта, что пытаться увидеть домового, когда он этого не хочет и отводит человеку глаза – занятие неблагодарное, я вернулся в квартиру и принялся собираться на вызов.
Сборы не отняли много времени. Первым делом я выпил лекарство. В этом не было бы нужды, оставайся я дома. Но вызов к пациенту требовал мобилизации всех моих еще до конца не восстановленных сил. Профессионал обязан гарантировать пациенту достаток сил и средств, имеющихся в арсенале доктора и необходимых для оказания помощи.
Затем я переоделся в удобную одежду. Основатель нашего цеха великий Гиппократ наказал врачу носить одежду простую, но достойную и опрятную, дабы самим видом своим врач подвигал больного на благочестивые размышления. Я накинул непромокаемый широкий плащ с капюшоном из тех, что носят капитаны норвежских торговых судов. Взял свой уже несколько немодный, но горячо любимый врачебный саквояж. Я имею одну слабость – не могу расстаться со старыми, надежными вещами. С ними так много связано! Мне кажется, что само наличие в моей руке врачебного саквояжа придает мне дополнительные жизненные силы. Проверил запас денег в кошельке. Ведь неизвестно, кто за мной приехал и как удастся договориться насчет обратного пути. На дворе стояла ненастная погода, время было ночное, я знал, что нахожусь в плохой форме, и хотел быть уверенным в своем благополучном возвращении домой. Оружие я решил не брать, ограничился зонтом-тростью.
Должным образом экипированный, я вышел на улицу.
II
В переулке стоял крытый экипаж, запряженный четверкой великолепных лошадей. На козлах сидел громадный кучер столь важного вида, что можно было подумать – он из княжеского двора. Поражал вид богатейшей ливреи, проглядывающей из-под распахнутого плаща. На ней недвусмысленно в свете Селены вспыхивали мрачным огнем настоящие самоцветы, словно говоря неосторожному: «Остановись! Подумай, какое высочайшее положение должны занимать в обществе хозяева эдакого кучера!».