С.-Петербургъ: хроники иномирья. Птицы и сны - страница 38

Шрифт
Интервал


– А где казаки брали коньяк? – наивно спросил я. – Впрочем, они совершали набеги…

– Коньяк здесь ни при чём, они пили горилку, – Подхалюзин плеснул еще. – Нежить не выносит запаха любого алкоголя, просто коньяк пить приятнее.

Около получаса мы глядели на огонь в камине и курили в молчании. Все же это прекрасное изобретение – камин! Нет ничего лучше, чем в промозглый осенний вечер сесть возле него, вытянуть ноги к убаюкивающему теплу очага…

– Ну, пора! – Георгий грузно поднялся и направился в прихожую.


IV

На улицу мы вышли с некоторым затруднением, похоже, кто-то разлил на ступенях лестницы масло. Открыв дверь парадной, я с наслаждением вдохнул свежий воздух.

– Георгий, я понял! Такие дворы строили, чтобы наблюдать днем звезды. Я помню, как однажды в детстве мы для этой цели забрались в деревенский колодец.

– М-м-э, я раньше думал, что так строили для лучшего сохранения дворовых ароматов.

Подробности нашего путешествия до Фонтанки стерлись из моей памяти, однако Садовую мы перешли удачно. На мосту красовались русалки, особенно эффектные в лучах Селены. Георгий еще издали заговорил с ними, энергично потряхивая своим кулачищем. Рассказал анекдот, посмеялся. Когда мы проходили мимо, русалки захихикали и одна из них, сделав «ножкой», поцеловала Подхалюзина. Я так умилился этой сцене, что в голове поневоле родились поэтические строки. Стих мне показался недурственным, и я прочитал его в голос, как полагается, раскатывая «р-р-р» и выделяя подвыванием смысл произведения.


Светлокудрая дева рыцаря проводила

поцелуем на войну

и осталась ждать его возвращения

под Селеной на мосту


Я был собой доволен. На память пришла баронесса, как она аплодирует моим виршам! Какая все же у нее тонкая, романтическая натура! «Стоп, откуда у русалки ноги?» – неожиданно подумал я.

– Образованному человеку и настоящему врачу не пристало… даже если и по ночам… Георгий, та девка, что целовала тебя, она русалка или нет?

– Целовала меня? – Подхалюзин резко остановился, и я ткнулся носом в его широкую спину.

– Ну да, поцеловала… на Горсткином мосту.

– Не вопрос… Надо держаться освещенных мест, – с непередаваемой грацией ускользнув от необходимости отвечать, Подхалюзин вновь устремился вперед.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Шли посередине проезжей части, где от многочисленных фонарей было светло, как днем. На перекрестке стоял полицейский патруль, состоявший из начальника и четырех дюжих полицейских, полностью экипированных дубинками, мечами, арбалетами, пиками, флаконами со святой водой и прочими спецсредствами. Начальник патруля небрежно скользнул по нам взглядом и, отвернувшись, принялся высматривать что-то в садике за Лазаретным переулком. Мы остановились неподалеку. Стало прохладно, и Подхалюзин достал из кармана предусмотрительно захваченную из дому фляжку. Мы выпили «по глотку», вкуса я не почувствовал, и мы продолжили свое путешествие.