Валерий протиснулся мимо старухи, пытливо оглядывающей его с головы до ног из-под насупленных бровей. Одета она была неброско, в ногах стояла ведро с грязной водой, а в руках она сжимала швабру, словно часовой ружье.
– Федор Михайлович занят, – проворчала старушка. – Пациент у него. Иди пока вон, на стул присядь. Только ноги вытирай, вишь пол мою!
Луканов вытер ноги о старый половичок, развернулся и тут же споткнулся о ведро, не заметив его в полумраке. Оно упало на деревянный пол, загрохотав, и извергнув поток грязной воды. Из коридора испуганно выглянула пара пациентов.
– Ах ты, негодник! – всплеснула руками старушка и бросилась вытирать огромную лужу тряпкой.
– Извините, – стыдливо пробормотал Луканов, перешагивая лужу.
Длинный пустой коридор, деревенской больнице был освещен естественным светом из широких окон. Впрочем, этого явно не хватало – дальний конец коридора, наполненного тенями, тонул во мраке. Немудрено было споткнуться в потемках о ведро! Валерий машинально отметил, что добавил бы под потолок несколько ламп дневного света.
Пока старушка затирала лужу, бормоча проклятья в адрес Луканова, тот поспешил ретироваться вглубь коридора. Старые половицы скрипели под ногами, негромким эхом разносясь по пустому коридору, дополняемое только плеском воды и звуком отжимания тряпки. Валерий вновь вспомнил людный и хорошо освещенный холл Первой Городской. Там он был кем-то. Нет, не так – не просто кем-то, там он был Кем-то. Уважаемым доктором, профессионалом своего дела. Там с ним почтительно здоровались пациенты, жали руку академики. Там была жизнь.
Словно затаившийся в темноте зверь приподнялся откуда-то из глубины подсознания Луканова. Зверь этот был знаком Валерию, и, похоже, пора было дать ему имя. “Лютая тоска”. Или “Осознание отчаяния”. Нет, не так. “Бездарно прожитая жизнь”. Вот. Пожалуй, это было наиболее метко. В ответ зверь тихонько заскулил внутри, и Валерий понял, что попал в цель с именем.
Из темноты коридора донесся звук, и пара теней обрели жизнь. До Луканова только сейчас дошло, что в он здесь не один – погруженный в себя, он не заметил во мраке двух пациентов. “До чего клинику довели, господи… Как в такой темноте работать?” Луканов подошел ближе.
На жестких старых стульях сидели женщина в возрасте с грустным лицом и мальчик лет восьми с распахнутыми, но почему-то застывшими глазами. Женщина что-то спрашивала его, но он не отвечал и смотрел куда-то в пустоту. Его правая рука еле заметно дергалась.