Обри был до невозможности красив. И с возрастом его красота только расцветала. Флоренс тянуло к нему с тех самых пор, как ей открылась разница между мальчиками и девочками. В паре миль от залива Гулливера высился гигантский особняк с теннисным кортом и бассейном – владения семейства Дашей. А вокруг расстилались принадлежавшие им обширные угодья и пастбища, поскольку Уильям Даш, отец Обри, мнил себя джентльменом-землевладельцем. Особняк дедушки Флоренс, хоть и уступал по размаху обиталищу Дашей, превосходил соседскую усадьбу великолепным видом на море и собственным пляжем. От поместья Дашей его отделяла лишь коротенькая велосипедная дорожка. Учитывая, что Уинифред была одних лет с Обри, а близнецы Джулиан и Синтия, брат и сестра Обри, – ровесники Флоренс, не было ничего удивительного в том, что оба семейства сдружились.
Даши были многочисленным кланом, и во время школьных каникул их особняк наводняли родственники всех возрастов. В отличие от Маргарет, матери Флоренс, которая после свадьбы отправилась с мужем вначале в Египет, а после в Индию и оттого растеряла почти всех английских подруг, родители Обри родились и выросли в Корнуолле и знали в окрестностях всех и каждого. С легкостью и присущим только им изумительным вкусом, восхищавшим жителей графства, они проводили долгие летние месяцы, устраивая званые вечера, организовывая пикники, лодочные прогулки и теннисные турниры и с неутомимым энтузиазмом вовлекая в свой круг новых знакомых. Их радушие не знало границ. На их семейном гербе, обзаведись они таковым, несомненно, блистал бы девиз: «Чем больше, тем веселее». Иное дело – Маргарет Лайтфут. Робкая и впечатлительная, она впадала в беспросветное отчаяние, когда наступала пора благодарить хозяев соседних усадеб за гостеприимство и приглашать их хотя бы на самый скромный ужин. Чтобы не тронуться рассудком, она перекладывала хлопоты на плечи надежной, предусмотрительной и хладнокровной Уинифред, истинной дочери своего отца, и плечи Джоан, добрейшей и терпеливейшей матери, снисходительно относившейся к слабостям Маргарет. О Флоренс речи не заходило: от этой избалованной эгоистки никто помощи не просил и не ждал.
И хотя пиршественные обеды и ужины завоевали Маргарет репутацию добросердечной хозяйки и произвели благоприятное впечатление на многочисленные семейства, проживавшие в заливе Гулливера, семейство Даш продолжало вносить разлад в душевный покой матери Флоренс. Уже одно то, что в сравнении с элегантной и изысканной Селией Даш, с волшебными иссиня-черными волосами, Маргарет Лайтфут казалась себе облезлой гиеной, вздумавшей тягаться со светской львицей, лишало ее последних капель уверенности. Что до Уильяма Даша, не уступавшего Селии в красоте, то особый шарм ему придавали безмятежная расслабленность и манеры человека, заботившегося лишь о теннисных турнирах да о черном лабрадоре Хантере, постоянно удиравшем в город. Перемена погоды землевладельца Уильяма Даша не волновала. Основной доход он получал от наследственных капиталов, а не от росших на его полях злаков. Не тревожил он себя и заботами о домашнем хозяйстве, так как тем ведала Селия. Под ее командованием беззаветно преданные ей повара, горничные, дворецкие, садовники и шоферы работали как хорошо отлаженный механизм. Селия обладала неоценимым даром: она умело внушала слугам, что, кроме них, с этой работой никто не справится, а их поле деятельности – вотчина, где они являются законными властелинами. Слуги преисполнялись гордости и трудились не покладая рук, доказывая свою незаменимость. У Маргарет волосы на голове шевелились от ужаса, когда она представляла, что за бесчисленные благодеяния Уильяма и Селии рано или поздно наступит расплата и ей придется пригласить Дашей на ужин.