– Простите, сэр – я прикусываю губу, – мы уже идём.
Сопроводитель ещё раз окидывает меня взглядом и молча, идёт в сторону высотки. Не глядя на Ника, я беру его руку и сжимаю со всей силой что есть, но моя рука не чувствует сопротивления – Ник послушно идет за мной, всё ещё всхлипывая. Я, кусая губы, плетусь за ним до подъезда на ватных ногах. Тот тон, и те действия, которые позволяют себе офицеры по отношению к гражданским, в очередной раз убедил меня в том, что от военных не стоит ждать ничего доброго.
Мы заходим в подъезд и поворачиваем в левое крыло здания. Коридор, очень узкий и длинный, проходит мимо дверей квартир и упирается в лифт. Из некоторых квартир доносится ругань и специфический запах консерв выдаваемых на заводе, из которых местными готовится множество блюд. Мне приходится смотреть под ноги – нужно перешагивать через мусор, которой устилает пол неровным слоем. Мусороперерабатывающая компания, с завидной регулярностью, вывозила лишь деньги из бюджета. Ник, не разжимая моей руки, плетётся позади меня. Боясь споткнуться, он отвлекается от слёз и тихонько лишь шмыгает носом. Впереди идущий офицер негромко ругается, спотыкаясь об очередную бутылку. А ведь через этот коридор люди проходят каждый день. Наконец доходим до лифта. Двери лифта сразу открываются: внутри кабина размером как небольшая комната и, не смотря на это, сопровождающий офицер встает рядом со мной. Двери медленно закрываются, и сопроводитель поворачивается ко мне. Ник всё так же держится за моей спиной. Сильно сжимаю его пальцы своими и крепко держу его руку, будто от этого зависит моя жизнь.
Сопровождающий офицер молчит, и, не стесняясь, разглядывает меня. Я же пытаюсь сделать непринужденный вид, но руки так и тянутся схватить колени, чтобы унять дрожь. Лифт останавливается на одиннадцатом этаже и сопроводитель, неохотно отвернувшись от меня, выходит в коридор. Здесь картина куда лучше – коридор чище и нет неприятного запаха, как на первом этаже. Я все так же держу руку Ника, а он обречённо плетется за мной, хлюпая носом. Офицер резко останавливается у квартиры с номером 1106А, и стучит в дверь, глядя на меня. Что значит его взгляд? И я не могу ответить ему что-либо или огрызнуться – так недолго нарваться на статью и последующие за ней исправительные общественные работы. В такие моменты от подобных размышлений с головой накрывает безысходность своего существования в этой стране – здесь, будто всё создано для военных и ничего – для простых людей.