Мы прошли всю деревню и дошли до крайней избы. Джейкоб зашёл внутрь и через минуту-другую вышел, а за ним вышел тот, кто заставил моё сердце в страхе забиться чаще – шаман из моего сна. Если с жителями я мог ещё ошибиться, то в его идентификации сделать ошибку было уже трудно: массивный человек ростом около метра девяносто, выше всех остальных обитателей деревни; он был одет в отпугивающие одежды: в некую темнеющую кожаную юбку до колен, какие-то болтающиеся на груди кожаные же лоскуты и полоски, накрытые висящим на шнурке небольшим блестящим костяным диском, обрамлённым зубами. Всё это было покрыто жуткими орнаментами, которые были получены также и на покрытой золой коже шамана – по всей видимости, путём шрамирования. Увядающая трава была подвязана к его поясу и шее. Голова его была непокрытой и лысой, безумные глаза с безразличием смотрели на меня подавляющим взглядом. И весь этот образ жутко отзывался в моей памяти, давая понять, что именно его я и видел. Но реальность моего сна, – насколько применимо тут данное слово, – на фоне общей картины событий уже давно стала чем-то само собой разумеющимся.
Джейкоб и неназванный шаман молча отправились куда-то в сторону. Мне не хотелось идти за ними, но оставаться одному в этом Богом забытом месте мне не хотелось ещё больше. Я последовал за их фигурами. Обойдя несколько выглядевших нежилыми построек, мы вскоре добрались до некой деревенской площади. Свободное от построек ровное пространство, метров тридцать длиной и примерно столько же шириной, где утоптанная почва встречалась и смешивалась с каменистым предгорьем, вело к зияющей открытой чёрной пасти очередной пещеры, что своим неправильным и рваным зубчатым контуром углублялась внутрь тела горного хребта. Свет почти не проникал в неё, отчего темнота в ней казалась ещё более зловещей и густой.
Джейкоб рукой остановил меня, когда я поравнялся с ним где-то в середине этой площади, и высокий шаман пошёл к пещере один. Он скрылся в её темноте, а Джейкоб тем временем отошёл к большому костровищу, что было неподалёку, и присел возле него. Я остался стоять один, в непонимании и в страхе неизвестности.
Боясь пошевелиться, я простоял так минут пять, а может быть и все десять. Глаза мои бегали по отвесным скалам хребта, по пасмурному небу над ним, по земле под ногами – смотреть на рукотворное окружение мне было страшно после того, как я, проявив неосторожность, краем глаза увидел выступающий из земли серый каменный монолит с плоской верхней поверхностью, что высотой своей и длиной создавал образ импровизированного стола. Весь он был покрыт багровыми разводами и подтёками.