Госпожа Со недоумевала, как она могла об этом забыть. Но теперь-то уж точно не забудет. «Ах, Пак Хечжон, Пак Хечжон. Такая наивная, такая доверчивая. Не понимающая шуток, переубеждающая пустых болтунов. Всегда готовая извиняться вместо того, чтобы посмеяться над чужими словами. А когда дело коснулось сына, вон как изменилась, вон какой страх навела. Значит, не так уж она и проста…»
Зазвонил будильник. Госпожа Со переставила время на полчаса вперед и закрыла глаза.
После окончания занятий, в четыре часа пополудни Семин вышел на улицу и сразу надел солнцезащитные очки. Хотя солнце уже не палило, из-за больных глаз ему приходилось носить очки до наступления сумерек. Ожидая на переходе, когда включится зеленый, он заметил на противоположной стороне дороги паренька своего возраста. Семин, несмотря на влажную жару одетый в рубашку с длинными рукавами и брюки, попытался представить, как выглядит в глазах этого незнакомого ему ребенка.
Загорелся зеленый свет, и Семин зашагал через дорогу. Когда идущий навстречу мальчик с ним поравнялся, Семин спросил себя: можно ли считать, что он живет с этим мальчиком в одном времени, и тут же покачал головой. Время для альбиносов течет не так, как для обычных людей. И то, что сегодня сказал Анбин, не было совсем уж неправдой.
Анбин окликнул его во время перерыва на занятии по английскому, когда Семин изучал слова, написанные на доске:
– Знаешь, я тут подумал и понял, что министром тебе не стать. Ты просто не доживешь. Такие, как ты, почти всегда умирают до тридцати.
Затем Анбин высунул язык и закатил глаза, изображая труп. Остальные дети покатились со смеху. Конечно, Семин не мог оставить выпад Анбина без ответа. В отместку он напомнил, что превзошел Анбина на последнем экзамене по английскому и даже сказал, на сколько баллов. Анбин тут же стушевался и притих – возможно, побоялся, что Семин расскажет и про олимпиаду по математике. Однако Семин не чувствовал радости от того, что смог уязвить соперника. Победителем все равно остался Анбин. Как он и сказал, жизнь Семина не могла быть долгой, и Семин давно знал об этом. Во время визитов в больницу он не раз про себя отмечал, что врач слишком аккуратно выбирает слова и слишком выразительно смотрит на мать. Семину не составило труда расшифровать этот тайный язык: так он понял, что ему не суждено жить долго и что ему грозит слепота. Каждый раз, когда они покидали больницу, Семин вспоминал отрывок из книги, которую однажды нашел на полке у матери. Там говорилось, что галапагосские черепахи могут дожить и до двухсот лет, тогда как средняя продолжительность жизни бабочек – всего один месяц и, тем не менее жизнь любого существа можно описать четырьмя одинаковыми этапами: рождение, взросление, старение, смерть. А значит, время для всех течет по-разному, и один день бабочки примерно равняется двум тысячам четыремстам дням черепахи. По крайней мере, так понял прочитанное Семин. Он посмотрел на небо. Сквозь темные стекла оно казалось почти коричневым. «Стало быть, мой день равняется трем дням жизни обычного человека… Интересно, почему мама подчеркнула в книге те строчки? Подумала ли обо мне, когда их прочла? Линии были такими неровными, словно рука у нее дрожала…»