Я видел черно-белые фото в древесных рамках и старых альбомах. Молодым он был очень красив и имел много женщин, но выбрал ту, что поразила его своей добродетелью, – мою мать. И был верен ей до самой смерти. Старея он терял свой полный жизни взгляд и на последних фото его глаза выражали глубокую тоску и словно всякий раз он видел перед собой преследующую его смерть.
Мне было два года, когда он закрыл глаза навсегда. По словам матери последнее, что выражало его лицо – страшная боль. И была ли она физической или духовной знает лишь тот, кто уже об этом не расскажет. Я верю что мой отец в лучшем мире.
Моя мать стала вдовой, и хранила верность своей первой Любви. Она не приводила мужчин домой, а вне дома не поднимала на них глаз. Как она говорила они были чужими. Она считала что лучше помнить идеал и Любить его, чем пытаться заменить его ненадежным суррогатом. И она была права. Главные мужчины в ее жизни, – мой погибший отец, мой брат и я.
Что касается брата… Он старше меня на пятнадцать лет. Когда мне было пять или шесть он женился и стал строить свою семью. Еще младенцем я часто бывал на его руках, но взрослея все больше терял его, пока однажды не осознал что не видел его больше года. Тогда я понял, что у меня есть только мать. Был ли мой брат плохим? Ни в коем случае. Он был хорошим, но далеко от меня.
Внешне мы поразительно схожи. Глядя на него я словно видел свое отражение в зеркале, только на пятнадцать лет старше. Но духом и целями мы противоположны друг другу.
Ему нужна семья, жена, дети и стабильность. Я желал свободы, рядом с собой видел не жену а музу и стремился творить. Я был влюблен в искусство, писал картины маслом, играл на гитаре, заполнял ящики рабочего стола стопками исписанных мемуарами измятых листов. Я Любил свободу, не желал знать что ждет меня завтра и жил одним днем. Семья? Дети? Я предпочту Любовницу с пышной грудью и нотные листы с каплями кофе или вина. Стал ли я великим творцом? Смешно и грустно, но нет. Я стал свободолюбивым парнем с кучей невоплощенных идей, и увлекался лишь минутным удовольствием.
После Милены у меня было много женщин, которых я не Любил. Они были недостаточно глубоки и понимали не всякую мою мысль. Милене было достаточно видеть мои глаза, чтобы понять то, чего я еще не говорил.