«Спасибо, батюшка Кощей, за передышку. Сочтёмся».
Дверь впечатала в стену зазевавшегося волхва. Часовые при входе отпрыгнули в стороны и взяли на «караул».
Кощеевы слуги действовали стремительно. И пообедать не дали: выдали лапти-бегоходы, накачали наставлениями, пригрозили хозяйским гневом, указали на юг и благословили напутственным пинком.
И понеслись лапти-бегоходы, гонимые волшебством. Мимо Кощеева терема, домов-деревень, леса хвойного тёмного, леса берёзового светлого, мимо луж-рек-речушек-озёр-морей, холмов-гор-возвышенностей, водопадов и полей-опушек; мимо большого муравейника и кривой пальмы.
Тут я встал. Не сразу, конечно. Пару вёрст бежал по инерции, затем проехал носом по песку.
Оглядываюсь: редкие в песке невысокие кусты, небо, горизонт и солнце. Пустыня.
Недоучка волхв, чтоб ему за обедом икалось, пожалел для лаптей колдовского варева. В бегоходах закончилось волшебство.
Делать нечего. Ящерицей закусил, на шею бегоходы определил и побрел по запаху, вслед за ветром.
Ну и скука: песок, хмарь, жарь и незнакомые созвездия.
Как добрался до берега моря – отдельный сюжет. Расскажу при случае, если желаете горько рыдать в меховую накидку. Скажу одно: кто говорил, что вараны вкусные, желаю, чтоб питался до конца земной жизни одними только варанами. Под соусом из сока кактуса и верблюжьих колючек.
Оказалось, степные львы пригодны для поездки верхом. Конечно, большие кошки – не лошади и не верблюды, под седлом ходить не привыкшие, но тот лев сам виноват. Нечего нападать на одинокого путника! Лёгкая с виду добыча вполне может оказаться оборотнем.
Главное, выбрался к морю. Настоящему, из воды и водных тварей. Всяко лучше, чем бескрайние песочные поля!
Льва на берегу отпустил, очень уж очень просил: детишки, мол, папу заждались, львицы соскучились и вообще… Ты, господи тень, дальше как-нибудь сам. Кроме того, есть поверье: кто льва съест, того понос на семь дней одолеет. Уверен, про поверье лев сам придумал в эту же минуту. Но отпустил, конечно. Повелел ему лишь лапы отрастить длиннее: сидеть неудобно, лаптями песок грёб. Лев обещал исправиться и отныне оборотней за версту обходить. И исчез в миг, только кисточка на хвосте мелькнула за барханом. Эх, я его Василием прозвал!
На берегу три бревна плотно сколотил – плот вышел. На нём дальше в путь пустился. При ярком солнце море выглядело ласково, но два дня болтанки убедили в обратном. Когда же ветер стих, плот встал посреди моря-океана намертво. Будто верёвкой привязанный. Вокруг только синь, жара, тоска и доска. Некогда мне среди моря торчать, высунутым языком рыб смешить.