вежливо просит пожилой человек.
Как в детстве… Фёдор Иванович часто приглашал детей в гости. Ирина Дмитриевна – жена тренера, пекла шоколадный торт и заваривала чёрный чай с сахаром и лимоном. Мы сидели за тесным столом в крохотной и уютной кухне и делились с наставником всеми секретами, мечтами и горестями.
– И водочки тоже налей. Выпьем за встречу, Костик?
Виктор одобрительно кивнул бармену и незаметно растворился в толпе, оставив нас наедине. Казарин сразу понял, кто этот человек и решил не мешать доверительной беседе.
Тренер лихо замахивает стопарик и тепло смотрит на меня:
– Рассказывай, Сагаев, – тихо сказал Фёдор Иванович, придвигая торт и чай поближе ко мне.
Взяв дрожащими руками вилку, отламываю первый кусочек.
Треск
Непроницаемый барьер, которым я загородился от близких, покрывается первыми трещинами. Второй кусочек следует в рот по маршруту паровозика.
Треск-Треск
Прочные стены покрываются ветвистыми узорами, ходят ходуном под «давлением» тактичного молчания и тёплого взгляда родного человека.
Треск-Треск-Треск
Третий кусочек полностью разрушает преграду. И я выпаливаю Фёдору всё, что тяготит сердце и отравляет душу. Слова рваными потоками льются сами собой. Я раз семь менял нить повествования, прыгал с одной проблемы на другую и говорил, и говорил, пока не дошёл до самого дна чёрной пропасти:
– Я понимаю, что тону… Но не уверен, что хочу выплывать… Точнее, не знаю как.
Только тренер поймёт меня… Только он знает, каково это – жить чем-то и потерять это… Комлев когда-то сам был выдающимся футболистом, но неосторожное падение завершило карьеру советской звезды.
– Что мне делать? – риторический вопрос слетает с губ.
Надо же… Мне будто снова десять и пятнадцать, я приехал на каникулы в родной городишко и сижу на уютной кухне Иваныча и жалуюсь на тяжёлые тренировки в Спартаке. Только вот торт не тот… С отвращением отставляю недоеденный кусок.
– Согласен, Костик, пирог дрянь, не то что у моей Ирочки. Теперь уж и не поедим такой… – мягко ворчит дорогой человек.
– Почему?
– Так умерла Ирина Дмитриевна, два года, как похоронил.
Чувствуя себя конченным мудлом, тыльной стороной стираю невольно выступившие слёзы с лица:
– Простите… Соболезную…
Вот дебил, у человека горе такое случилось, а я здесь со своими соплями…
– Спасибо, дружочек, спасибо, –