Но самый крутой поворот моя жизнь обрела не в момент злополучного переезда из Казахстана со всем изнуряющим физическим трудом и не менее эмоциональным истощением, а в 1992 году, в период перестройки, когда в нашу жизнь ворвались наркотики.
Сначала отчим стал употреблять, а потом и вся семья стала зарабатывать на их продаже. Товар назывался «ханка» – наркотик из отработанного макового сока, на вид – самая настоящая коричневая жижа. Собственно, что не подходило для приготовления более дорогих психоактивных веществ, то и перерабатывали в более дешевый продукт и распространяли.
Жизнь бок о бок с наркотиками казалась мне естественной.
Помню, заходишь домой, а там все от мала до велика варят что-то в поварешках. Выходишь на улицу, а там кто-то синий лежит в переулке или возле колонки – иногда уже мертвый от передозировки. Вокруг него толпились стражи закона и либо принимали обколотого наркомана, который при себе еще имел несколько грамм – менты все изымали и возвращали наркоторговцам, зарабатывая на этом деньги, – либо равнодушно грузили труп. Вообще, это была довольно отлаженная, стандартная схема: поймать наркомана с дозой, избить его, забрать всю запрещенку, а потом перепродать барыгам[2].
Сейчас, когда я осознаю, что вообще происходило, понимаю, какой беспредел творился вокруг.
Моим якорем с тех времен остался ужасный терпкий запах ханки, и стоит заговорить о наркотиках, так сразу же ощущаю его словно наяву. Помню, цыгане варили мак без продыху, а когда в мерзкую бурду добавляли ангидрид[3]