– А сейчас ты чувствуешь тепло? – Кожа шеи была прохладной, и я почти не сомневалась, что по контрасту мои руки кажутся горячими.
– Да, – ответил он, не открывая глаз. – Но только снаружи. Когда доктор Макьюэн делал… то, что делал, – жар шел изнутри. – Роджер нахмурил темные брови и переместил мой большой палец в самый центр, прямо под гиоид. – Я чувствовал тепло вот здесь. И… здесь. – Удивленно раскрыв глаза, он прижал два пальца чуть выше ключицы, в паре дюймов от надгрудинной ямки. – Странно… лишь сейчас об этом вспомнил.
– Здесь он тоже трогал? – Я сдвинула пальцы ниже; мое восприятие обострилось до предела – так бывало, когда мне удавалось полностью сконцентрироваться на организме пациента. Судя по удивленному взгляду, Роджер заметил эту перемену.
– Что…
Он так и не договорил: снизу послышался оглушительный визг, за которым последовала перебранка и детские крики. Затем раздался возмущенный голосок Мэнди:
– Ты плохой, плохой, плохой! Ненавизу тебя! Ты плохой и попадес в ад!
Роджер вскочил на ноги.
– Аманда! – крикнул он. – Ну-ка марш сюда!
Я глянула назад: с перекошенным от ярости личиком Аманда пыталась выхватить у Жермена Эсмеральду. Тот держал куклу высоко над головой Мэнди, уворачиваясь от пинков маленьких ножек.
Услышав крик Роджера, Жермен вздрогнул и повернул голову; Мэнди не преминула со всей силы заехать ему по голени носком довольно увесистого ботинка. Послышался глухой удар, и Жермен завопил от боли. Потрясенный Джемми выхватил куклу, сунул ее в руки сестре и, бросив виноватый взгляд через плечо, побежал в сторону леса. Следом ковылял Жермен.
– Джеремайа! – взревел Роджер. – А ну, стой!
Джем замер как вкопанный, однако Жермен и не думал останавливаться и вскоре скрылся в кустах.
Услышав позади странный хрипящий звук, я торопливо обернулась: побледневший Роджер держался обеими руками за горло.
– Что с тобой?
– Я… не знаю, – просипел он, выдавив улыбку. – Наверное, растянул связки.
– Папочка? – раздался рядом тонкий голосок. Аманда театрально шмыгала носом, размазывая по лицу слезы и сопли. – Ты на меня сейдися?
Роджер с шумом вдохнул, откашлялся и присел на корточки, чтобы обнять дочь.
– Нет, моя хорошая, – сказал он тихим, но вполне нормальным голосом. Невидимая пружина внутри меня начала разжиматься. – Я не сержусь. Хотя нехорошо говорить людям, что они попадут в ад. Пойдем-ка умоем тебе личико.