Это звучало как издёвка. Много лет я потратил впустую, повторяя цепочку давно заученных миросозидательных действий, а Ретроспектор, постоянный свидетель моей нескончаемой игры в демиурга, даже не вмешался!
Тот лишь развёл руками:
– Ведь пытался. Но не думал же я, что встреча со мной воочию настолько напугает тебя. В прошлый раз, когда я пришёл к тебе в первозданном обличье, ты меня слушать не стал: так и лишился чувств, бросив работу! – И он рассмеялся громко и безудержно.
Я стал успокаиваться. Воодушевляло то, что, создав несколько тысяч копий мира, от повтора к повтору всё более упрощающих его суть, я рано или поздно смог преступить узкие границы памяти и попытался воссоздать образ Ретроспектора.
Мы побрели по пустынной земле, надеясь встретить хоть одну живую душу между солнцем и песком. Ретроспектор предостерёг: важно суметь при встрече отличить копию от оригинала, чтобы не попасться в ловушку разума.
Небо прямо над нами было насыщенно-бирюзовым, но по мере приближения к земле его цвет густел, темнел, менялся, и на горизонт оно ложилось лиловой каймой. Будто нарисованное, это небо ничего не излучало и не отражало: оно служило занавесом, солнце – софитом, песок под нашими ногами – театральными подмостками. Всё вокруг выглядело декорацией, ждущей своих актёров, которые уже отрепетировали роли и считали минуты до выхода на сцену.
Издали заметив силуэты деревьев, я поспешил вперёд, ведомый любопытством. Уже на полпути я усомнился, не мираж ли отвлёк моё внимание: слишком неправдоподобным показалось зрелище. Но Ретроспектор настойчиво подталкивал меня в спину, побуждая двигаться дальше.
То, что я принял за деревья, поразило меня, стоило подойти ближе: ничего подобного видеть ещё не доводилось. Стволы походили на туго свитые корабельные канаты, даром что толщина некоторых из них позволяла спрятаться сзади ребёнку. Уходя вверх на несколько метров, они увенчивались шарообразными кронами без листьев, напоминающими крепко сплетённые корзины. Кое-где корзины-кроны имели прорехи, и через сломанные прутья на нас смотрели трудноразличимые человеческие лица. Большая часть этого диковинного сада висела в воздухе, едва касаясь земли истончающимися книзу корнями, и лишь немногие низкорослые и слабые деревья были привязаны вервием корневой системы к сухой песчаной почве.