– Это осталось позади. Всего потратил на эксперименты немного больше двух лет и в позапрошлом году их завершил. Примерно в то время я заинтересовался историей Ады – ты же стал первым, кому я рассказал о ней. Она была одной из последних подопытных. – Экзистенский вдруг пропал из кадра. Взгляд Степана, следуя за движением мобильной камеры, метнулся вверх и упёрся в потолок комнаты собеседника. «Что бы я ни говорил, он меня не услышит, – вполголоса заключил Степан. – Эгоцентрик». Потолок вдруг пожелтел от загоревшейся лампочки – спустя мгновение картинка развернулась обратно и Экзистенский снова появился в кадре.
– Ты называл её своим Священным Граалем, – припомнил Никогда, убедившись, что тот вернулся к разговору. – Путешественница во времени сама пришла к тебе в руки – исследовать не переисследовать. Знал бы я тогда, как далеко ты зайдёшь!
– До того как я взялся за неё, через аппарат прошли десятка два подопытных. – Экзистенский настойчиво продолжал свой рассказ. Переживания друга его трогали меньше, чем освещённость комнаты и уж тем более – его собственное первооткрывательское тщеславие. – Были и параллельно с Адой.
– Но это… уму непостижимо! – Степан делал паузы, запинаясь на полуфразе: волнение перебивало дыхание, а слова не поспевали за мыслью. – Они знали, что участвуют в опытах?
– Разумеется, нет, – сконфузился Экзистенский. – Первоочередной задачей оставалось исследование их мозга для уточнения диагноза. Мнемографирование было второстепенно. Технологию я отрабатывал и на себе самом. Это проще: моё-то сознание у меня всегда под рукой.
– Сознание, может, и с тобой, зато насчёт совести я не уверен, – вздохнул Никогда.
– Да брось! С каких пор ты стал моралистом, Стёпа? Слушай-ка дальше. Себя я писал только в период бодрствования. Для этого приобрёл на сером рынке нейроманипулятор.
– Что это?
– Дистанционный беспроводной передатчик к моему томографу. Он выглядит точь-в-точь как силиконовый шлем для энцефалографии. Когда включён, через специальное программное обеспечение синхронизируется с томографом, как бы далеко я ни находился – лишь бы был доступ в интернет, – и передаёт импульсы моего мозга для дальнейшей обработки. А томограф, в свою очередь, я синхронизировал с рабочим компьютером, который упорядочивал данные и помещал в виртуальное хранилище. Днём я вёл запись, а ночью приостанавливал её, чтобы дать расшифровку. Однако, учитывая колоссальные объёмы информации, расшифровать удалось ничтожно малую часть.