, он работал. Официальная работа в местах не столь отдаленных с официальной же, хоть и мизерной, зарплатой. Он думал, что зарплата его равна восьмистам рублям в месяц, но оказалось она в два раза больше. Еще восемьсот рублей ежемесячно уходило в счет погашения пенсионных отчислений, которые он обязан был делать, потому что еще до тюрьмы зарегестрировал себя как «индивидуального предпринимателя». В общем, за то что дурак, за то что законов не знал, за то что и бизнеса-то никакого так и не начал, должен теперь Герман государству двести с чем-то тысяч. Каждый месяц с его зарплаты списывали половину и пересылали на расчетный счет судебных приставов. Но там вышла какая-то накладка, и деньги возвращались обратно. В бухгалтерии колонии прекрасно видели, что деньги возвращаются, но все равно, с добросовестностью идиотов выполняли раз в месяц один и тот же алгоритм действий – отправляли половину зарплаты на ошибочные реквизиты. Таким образом, к моменту освобождения на счету Германа скопилось тридцать с лишним тысяч, которые он и получил, благополучно, на руки.
Августовское солнце, раскалив улицы крохотного города, выматывало горожан. Аномальные сорок градусов. Еще одна причина повременить с пивом. Башка может разболеться. Алкоголь и пекло – ужасное сочетание.
Неторопливо, разглядывая с детства знакомые улицы, мало изменившиеся за время его отсутствия, Герман шагал в сторону родительского дома. Они его прокляли, родители, но не навестить их Герман не мог. Да и идти-то, собственно, куда? Где жить-то? Думать об этом сейчас не хотелось. Хотелось медленно брести по городу, наслаждаясь свободой.
Прокляли.
Эх, мама, папа. Библия свела вас с ума. А если в сторону ее? Если по-человечески? Разве не хорошо он поступил? Что, смотреть, как она мучается от невыносимой боли, и ничего не делать – это по библии?
Ну вот, а еще думать не о чем не собирался.
Герман приехал в город несколько часов назад, и к моменту, как добрался до своего дома, поймал себя на мысли, что ностальгия сошла на нет. Дома и дома; улицы как улицы. Ну и черт с ними. Даже предстоящая встреча с родителями отзывалась в сердце лишь легким волнением. Может быть потому что он знал наперёд исход этой встречи? Но едва он представлял, как через несколько часов наберет номера телефонов друзей, его охватывало нетерпение и ноги делались ватными и перехватывало дыхание, и в пальцах покалывало. Словом, Герман был счастлив предвкушением.