Гоминьдановец пропустил его слова мимо ушей.
– Что мне передать моему начальству о положении в городе? Когда Чан Кайши спросит, почему Шанхай был атакован – опять, – что мне ему сказать?
– Об этом не стоит беспокоиться, – спокойно ответил господин Цай. – Теперь это уже не эпидемия, а один-единственный шантажист. Когда мы выясним, кто он, то сможем положить этому конец.
– А как вы это сделаете? Платя этому шантажисту все больше и больше. Я вам вот что скажу, господин Цай: правительство приказывает вам не выполнять его последнее требование.
Джульетта была готова вмешаться и выразить свой протест, но ее отец опередил ее.
– Мы не станем выполнять это требование. Но вы должны знать – за этим последует атака.
– Так положите этому конец. – Гоминьдановец одернул свой мундир, сердито пыхтя. И, попрощавшись, начал торопливо спускаться по лестнице. Его знаки отличия и медали поблескивали в мягком золотистом свете люстр. Награды вроде бы говорили об отваге в бою – но Джульетте он показался всего-навсего испуганной пешкой.
– О чем это он? – громко спросила она.
Господин Цай резко повернулся, и на его челюсти чуть заметно дернулся мускул – только это и говорило о том, что он удивлен.
– Значит, ты не отправилась за покупками вместе со своей матерью? – спросил он, бросив последний взгляд на лестницу, прежде чем возвратиться в свой кабинет.
Джульетта недовольно хмыкнула, убрала пистолет обратно под платье и тихо шепнула Кэтлин, что скоро вернется. И прежде, чем ее отец успел закрыть дверь своего кабинета, пробежала по коридору и скользнула внутрь.
– Ты не говорил мне, что получил еще одно требование, – обвиняющим тоном сказала она. С момента получения последнего письма не прошло и трех дней, а между предыдущими проходили недели.
– А ты невероятно проворна для человека, который никогда не совершает моцион. – Господин Цай уселся за свой письменный стол. – Прогулки в парке были бы полезны для твоего здоровья, Джульетта. Если ты не будешь двигаться, то станешь, как я, и в старости твои артерии окажутся забиты.
Джульетта плотно сжала губы. Если ее отец так резко меняет тему, значит, дело дрянь. Перед ним на столе лежало какое-то письмо, но, когда она протянула к этому письму руку, господин Цай убрал его, бросив на нее предостерегающий взгляд.
– Это не от шантажиста, – сказал он.