Еще одна пуля просвистела рядом с ее рукой.
– Ты тут все взорвешь, – рявкнула она, повернувшись. Она стояла возле задней стены кладовки, прижавшись спиной к толстым трубам, идущим вдоль стен. – По некоторым из этих труб идет газ – если одну из них пробьет пуля, весь кинотеатр взлетит на воздух.
Но Рома, казалось, не воспринял эту угрозу всерьез. Он вообще как будто не слышал ее. Его глаза были прищурены, лицо искажено. Он казался незнакомцем – настоящим иностранцем, похожим на парнишку, который надел взрослый костюм, не ожидая, что тот придется ему впору. Даже в тусклом освещении кладовки золото на нем светилось, как мигающие афиши у входа в кинотеатр.
Джульетте хотелось закричать при виде того, в кого он превратился. Она никак не могла отдышаться и погрешила бы против истины, если бы сказала, что это лишь результат быстрого бега.
– Ты слышал, что я сказала? – Она прикинула расстояние, разделяющее их. – Убери пистолет…
– А ты слышишь себя? – перебил ее Рома и, сделав три шага, направил пистолет прямо ей в лицо. Она чувствовала горячую сталь ствола в дюйме от своей кожи. – Ты убила Маршалла. Ты убила его, и с тех пор прошло несколько месяцев, а я так и не услышал от тебя ни слова объяснения…
– Никакого объяснения нет.
Он считал ее чудовищем. Он думал, что все это время она ненавидела его, ненавидела так люто, что была готова уничтожить все, что он любил, и было необходимо, чтобы он так думал, потому что только так можно было сохранить ему жизнь. Она не станет губить его, проявив слабоволие.
– Я убила его, потому что он должен был умереть, – сказала она и, выкрутив ему руку, заставила его выронить пистолет, который со стуком упал к их ногам. – Как я убью и тебя. И не остановлюсь, пока ты не убьешь меня…
Он впечатал ее в трубы.
Впечатал с такой силой, что она ощутила на своей губе кровь там, где прикусила ее. Она подавила вскрик, затем еще один, когда рука Ромы сжалась на ее горле, и она увидела в его глазах жажду крови.
Джульетта не боялась – она чувствовала сейчас только досаду, притом не на Рому, а на себя саму. За то, что ей хотелось прижаться к нему, хотя он пытался ее убить. Она нарочно сделала так, чтобы он оказался от нее так близко, потому что они родились во враждующих семьях, и теперь она была готова скорее умереть от его руки, чем стать причиной его смерти.