Потом он сам с госпожой Офоськиной сел к линейке и задал неведомому духу вопрос:
– Кто я?
Неведомый дух ответил кратко и выразительно:
– Дурак.
«Либр-пансёр» озадачился и начал относиться к делу внимательнее. Госпожа Офоськина, побледнев и вся передергиваясь судорогами, погрузилась в «нервный ток». Она была в трансе, и страшно было смотреть на ее молодое, но совершенно искажавшееся от непроизвольных движений лицо. Тетя сидела в темном углу, откуда могла наблюдать за всем происходившим. Я поместилась несколько ближе.
– Почему вы ни о чем не спрашиваете? – обратилась ко мне опереточная певица. – Может быть, вы стесняетесь? Попробуйте предложить вопросы мысленно.
Я вспомнила мою несчастную маму. Сначала мне было как-то неловко мешать ее имя в эту, как тогда казалось мне, глупую и недостойную комедию. Потом точно что-то толкнуло меня.
– Еще бы… – заставила я себя улыбнуться. – На всякий вопрос находчивые люди могут найти ответ…
– Отчего же не задумывать вопросов мысленно? Вовсе не надо предлагать их вслух.
– Да разве это возможно? – изумилась я.
– Попробуйте!
Она подождала с минуту.
– Вы задали вопрос? – И она обернула ко мне искажавшееся непроизвольными движениями лицо.
«Да?.. Хорошо ли тебе теперь там мама» подумала я про себя.
Потрудитесь сесть к прибору.
Я села… Долго линейка оставалась неподвижною, потом я почувствовала толчок в кончиках моих пальцев. Что-то странное прошло по рукам, общий ток соединил меня с госпожой Офоськиной; я чувствовала покалывание в плече. Какой-то странный туман сгущался кругом. Мысли отуманивало. В голове стоял неопределенный шум… «Либр-пансёр» около записывал буквы… «Мне легко и хорошо… (выходило на линейке), хотя я долго страдала… Но скоро мы будем вместе, и тогда блаженство мое станет бесконечно»…
– Это ответ на ваш вопрос.
Я чувствовала, что бледнею.
– Могу я задумать еще?
– Да, разумеется.
Я мысленно обратилась к отцу. Спросила его, – что он? – Линейка колебалась… Первое время выходила бессмыслица какая-то, потом линейка остановилась совсем. С госпожой Офоськиной делалось Бог знает что. Наконец линейка шевельнулась опять.
Я вновь мысленно повторила свой вопрос и до боли во лбу сосредоточилась на воспоминании о покойном отце… Линейка задрожала, точно живое существо. Потом заходила…
«Тут так спокойно… Все прощено – тут мир и кротость. Не бойся смерти. Смерть – освобождение».