6
Лошаденка тащилась еле-еле. Пяткин честно не спешил. До Обводного доплелся, насколько хватило терпения. Выехав на угол Лиговской улицы и набережной канала, которая представляла собой земляной откос, укрытый снежным покровом, он натянул поводья. Пролетка встала. Место глухое: справа пути Николаевской железной дороги и заснеженные сады, слева ободранные домишки. Тьма и тьма кругом.
Пассажирка безобразий не устроила. Что извозчика порадовало.
– Мадам, Обводный, как приказывали, куда дальше-то? – спросил он, оборотившись на козлах.
Женщина не ответила.
– Будьте любезны, приехали! – громко сказал Пяткин.
Пассажирка лежала, укрытая накидкой. Как уложили.
– Вот пропасть, – пробурчал он и стал слезать.
Пролетка качнулась на рессорах. С ней шевельнулась спящая.
Пяткин встал на подножку, легонько толкнул в плечо.
– Вставай, милая, хорош дрыхнуть, – без обхождения сказал он.
Дама осталась безразлична. Даже головы не подняла. Пяткин малость озлился: напьются до бесчувствия, а потом возись с ними. Дружок обещал, что проспится на морозе, и вот, пожалуйте, лежит поленом.
Скинув покрывало, он схватил женщину за локоть и хорошенько дернул. Голова ее мотнулась и повисла.
– Ох, ты ж!.. – и Пяткин добавил крепкое словцо.
Сильно не понравилось ему: сон больно глубокий, так не спят с тяжкого похмелья. Особенно на морозе. Он выпустил локоть. Женщина повалилась кулем, шея изогнулась.
– Ой, матушки…
Оглянувшись, Пяткин вскочил на верх пролетки и сдернул платок с лица пассажирки. В темноту смотрели холодные глаза, челюсть свисла, открывая рот, который не источал парок дыхания. Лоб и щеки покрыл иней, как на камне.
Пяткин коснулся ее щеки и отдернул руку.
Вот это подарочек. Что теперь, бежать за городовым? Ну, явится служивый, первым делом начнет допрос: кто такая, зачем посадил пьяную да как вез, что женщина умерла по дороге, почему не помог, не уследил. В общем, сделают Пяткина кругом виноватым. Обвинят и отправят кормить тюремную вошь года на два. Когда выйдет, считай, жизнь пропала, лошадь с пролеткой товарищи приберут к рукам. Ладно, лошадь, из столицы вышлют. И пойдет Пяткин, неприкаянный, нищенствовать по Руси великой…
Нет уж, не бывать такому. Бедняжке не помочь, свою шкуру спасть надо.
Стоя на возвышении, Пяткин осмотрел окрестности. На Обводном было пусто. Час поздний. Фабричные по трактирам сидят, прохожих не видать, лавки закрыты. Да и городовых не заметно, тут окраина, пристав службу не проверяет. Тоже, небось, в трактире греется за бесплатным угощением.