Рудольф же поселился там до того неопределённого часа, дня, года, когда Воронова признают либо погибшим, либо он сам вернётся, либо выйдут все сроки давности ожидания в случае его невозврата.
Вылазка на ближайшую природу как таковой цели не имела. Он просто брёл ради пешей прогулки, куда глаза глядят. Хотя глядели его глаза куда-то вглубь собственной души, а когда ноги вынесли уже настолько далеко за черту мегаполиса, то взору открылись свободные и незастроенные пространства. Он огляделся вокруг. Как ни странно, но место показалось знакомым. При том, что ничего не указывало на то, что хоть что-то его связывало с этим клочком, напоминающим площадку для будущей застройки. Он погрузился в наличную базу данных и вспомнил, вернее, узнал неузнаваемо измененный ландшафт. Вспомнил из-за густо поросших луговой гвоздикой и ромашками косогоров, оставшихся прежними. Когда-то тут была открытая платформа для скоростного наземного транспорта. Её разобрали, высадили какие-то хилые деревца, и пока что они не набрали ни роста, ни декоративной необходимой красоты, тут никто не желал просто так прохлаждаться. Именно тут они с Ксенией садились на скоростной экспресс, чтобы оказаться в зоне реликтовых лесов. Ради прогулки. Ради уединения. Ради ловли, казавшегося тогда вечным, счастья…
Его удивляло, что нет желания увидеть Нэю. Нет желания поселить её в той самой келье, павильоне, короче в своей времянке, как её ни обзывай. Очень уютной, пригожей, но созданной, казалось, лишь для одиночки. Кем, собственно, Воронов и был, невзирая на свою семейственность. Потом уже он поселил там Вегу Капустину с лошадиной кличкой Корунд. От этого по сию пору в квартире находились забавные женские вещички, которые он сложил в пару контейнеров и убрал в глубокий стенной шкаф, которым не пользовался. Шкафов там было несколько. И все наполовину пустовали.
День выдался тёплый и пасмурный. Он сел на какой-то поваленный блок от прежней конструкции прежней платформы, непонятно почему тут забытой и уже оплетённой разнотравьем. Было хорошо уже потому, что не досаждали мысли, болезни и печали, жара или холод, а также ненужные люди. Их тут просто не наблюдалось ни скопом, ни по отдельности. Никто не желал тут гулять, а другого смысла тут шататься и не имелось ни у кого. Кроме него.