Она видела лесопарк, оставленный с такой легкостью и с нетерпеливым ожиданием нового счастливого будущего. Цветочную террасу возле стен сиреневого кристалла. За пустым столиком сидел одинокий Антон, свесив голову в депрессивной позе, погружённый в свои миражи. Сейчас Нэя не могла ему сказать: «Мираж это то, что есть где-то в реальности». Его мираж уже не будет найден никогда. И Нэя не могла вынести ему чашечку с напитком из плодов, вызревающих после тех целебных и синих цветов, что и вырастали на плантациях Тон-Ата. Не было у неё ни напитков, ни запасов тех высушенных плодов. Антон жил где-то на Земле. Его лечили и восстанавливали на острове в Тихом океане. Во сне он воспринимался настолько родным каждой своей чертой, каждым мускулом и прядью волос.
Какая-то потайная любовь к нему всё ещё где-то мерцала в ней, вытесненная в подсознание, имея свой собственный автономный и внутренний свет. Нэя гладила, позволяла себе во сне, его каштановые волосы, электризуясь их мужской мягкостью, желая трогать губами, как боялась отчего-то делать так с непривычными ей волосами мужа. Антон во сне перебирал её пальцы, как и тогда на бревне в лесопарке, не понимая, что трогает Нэю, – он представлял, что рядом девушка со скалы. В те времена Икринка была его будущим, а теперь она стала его прошлым, и опять миражом. Нэя прижала его голову к своей груди, жалея его по-матерински глубоко и нежно. В ответ он прижался к ней горячими и жалующимися губами.