– Ты самая красивая, – выдохнул Азарь. Он, не отрываясь, огромными глазами смотрел на вещую птицу.
Сирин зарделась и потупилась. Но заулыбалась ещё шире.
– Да ну тебя!
Он не удержался и поцеловал её. И ересиарху было плевать на кровь на её губах. Его нисколько не волновал запах свежего мяса изо рта птицы. Азарь даже не понял, что фургон качнулся и поехал. Для него ничего не существовало в тот момент, кроме Молибы и её губ.
Наконец оторвавшись от птицы, ересиарх предложил ей ягоды. Сирин тепло улыбнулась и принялась ртом собирать красные точки с его ладони.
Перекусив, Молиба устроилась у человека на коленях. Азарь сидел с вытянутыми ногами, привалившись спиной к бортику, а руками гладил Молибу по голове.
Они молчали.
Повозку сильно шатало и подбрасывало на ухабах. Задняя ось монотонно скрипела. Снаружи поднялся ветер и порывами бил в плотную ткань фургона. Сидящий на козлах Дерищан вполголоса костерил погоду, которая, видимо, с каждым шагом портилась всё сильнее.
– Прости меня.
Молиба вздрогнула от неожиданности и задрала голову вверх, чтобы посмотреть на Азаря.
– За что?
– За это, – мужчина весьма неопределённо мотнул головой, но не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что он имел в виду.
Сирин отрицательно помотала головой и прижалась щекой к его груди.
– Ты не виноват.
– Именно я. Если бы не я, ты бы по-прежнему жила в своих дубравах. Любовалась рекой, бегущей вспять. Летала меж ветвей Царь…
– Добронрав! – сирин перебила его, и Азарь слегка поморщился. Он не любил своё прежнее имя. Оно напоминало ему слишком о многом из того, что бы он хотел забыть. И ещё Азарь, кажется, примерно начал понимать, что чувствует Лугин, когда ученик называет его по имени, в то время как философ уже столько раз просил называть его Пазеем. А вещая птица тем временем продолжала: – Перестань корить себя. Это было давно и неправда. Я не злюсь. Никогда не злилась.
– А должна бы.
Молиба фыркнула.
– Я разрушил твой мир.
– Его разрушили бы и без тебя. Не раньше, так позже. Люди не любят, когда у них под боком находится то, что не укладывается в их представление о мире.
Азарь вздохнул и склонил голову. Зацепившись взглядом за левое запястье, он натянул рукав почти до пальцев.
– Можешь не прикрывать. Как только ты вошёл, я сразу почувствовала, что знака на тебе больше нет.