Бармен: Или с его отсутствием…
Старик: Верное уточнение, ведь даже если говорить о любви, то, по мысли польского сатирика Станислава Ежи Леца, не всё однозначно: «Всё нужно принести в жертву человеку! Только не других людей»[13].
Бармен: Но человек это сам для себя выбирает…
Старик: О чём я и говорю: волевое усилие. Волевое усилие обосновывает нравственный пафос свободы выбора человека. И оценка – добро это или зло – ой как важна! Понятно, что речь идёт о выборе самого жертвующего, но всё равно: если нет личностного начала, то все выделенные нами категории сами по себе остаются абстракциями. И, по-моему, если уж мы их выделили как нечто вполне оправдывающее расставание с жизнью, то оправдывают они это расставание только в том случае, если сами способны обладать личностным бытием.
Бармен: Как-то в моём мозгу не очень соединяется, что эти категории могут быть живыми…
Старик: Если они, соприкасаясь со мной, мною обладают, то как иначе?
Бармен: Почему это они мною обладают?
Старик: Ты же сам говорил: не можем не любить, не можем не творить…
Бармен: Вы хотите сказать, что я, живой человек, им подчиняюсь?
Старик: А как по-другому?
Бармен: Они больше меня?
Старик: Да. В этом-то всё и дело.
Бармен: Но как они могут обладать этим личностным бытием?
Старик: Как данностью. Просто: они или им обладают, или нет. И тут либо я принимаю, что личностное бытие присуще и любви, и истине, и творчеству, и тогда они являются для меня непреходящими ценностями, за которые не грех жизнь отдать, либо таковых ценностей вообще нет.
Бармен: По-другому никак?
Старик: По-моему, по-другому не работает… так я это воспринимаю на уровне интуиции.
Бармен: Любовь, истина и творчество обладают личностным бытием? Что внутри меня может позволить мне принять или не принять это положение? То есть почему я могу это принять, должен это принять?
Старик: Наверное, есть только один аргумент: потому что ты восхищаешься смертью молодого человека и ужасаешься нелепостью смерти ханыги…
Бармен: А Вам не кажется, что это слишком зыбко, неустойчиво?
Старик: Ещё как кажется. А тебе не кажется, что без этого вообще всё-всё на свете становится ещё более зыбким?
Бармен: Пожалуй, соглашусь…
Старик: Но тогда что это такое на самом деле? Любовь, истина и творчество, неразрывно связанные друг с другом, поощрённые свободой и обладающие личностным бытием?