Глава 4. Резня на переправе
Хижина паромщика поражала грязью и запустением. Кажется, эти ребята никого не ждали в сезон дождей и со знанием дела предавались пьянству. Повсюду стояли бутыли с виски и янтарным ромом. На столе стояли блюдо с варёным мясом. Всю мебель составляли этот стол, две лавки, несколько кривых полок и лежанка у очага. На ней помощники Лурье устроили Джозефа Бланко…
А потом мы все постояли над ним и переложили на одну из лавок. Новоявленная вдова подошла к окну, прикладывая к глазам платок.
– Зачем господь создал этих мерзких тварей? – спросила она сдавленным голосом.
Я стоял рядом и, оглянувшись, увидел, как по траве, загребая кривыми лапами, шагает к воде крокодил.
– Они пришли с наводнением, – сказал Люка.
– Зачем они господу? – повторила Сьюзан. Ей никто не ответил.
Мы отнесли тело Бланко в погреб. Сначала Сьюзан настаивала на том, чтобы немедленно тронуться в путь, но Кирби переубедил её:
– Нам не добраться до города засветло. А раз придётся заночевать здесь, Джозефу… будет лучше в прохладном месте.
Она пошла вместе со мной, Люкой и рыжим помощником паромщика, которого звали Джейком. Меня поразило, с какой нежностью она смотрела на мёртвого мужа. Я помнил себя, когда оплакивал родных. Конечно, мне было жаль их всех, но выл я от страха перед судьбой, от осознания того, что остался один.
Искажённое смертью лицо Джозефа Бланко было жутковатым, да он и при жизни, наверное, не был красавцем, но она смотрела на него как на ангела. Я вдруг понял, что почти такими же глазами смотрела моя мать на отца, когда тот урывал часы сна между работой в поле и работой в проклятой золотоносной шахте.
Глядя на лицо Сьюзан, когда она провела рукой по жёстким кудрям мёртвого мужа, я, наверное, впервые в жизни ясно понял, как выглядит то, что люди называют любовью.
На меня никто так не посмотрит, ни когда я буду спать, ни когда встречу свой последний час.
Мне вспомнилась Амелия, и я мотнул головой, прогоняя мысли о ней. Человеку нужна любовь человека, а не переменчивого призрака!
Когда мы вернулись, в котелке над очагом варилась похлёбка, рядом на камнях грелся чайник. Патлатый Анри сноровисто наводил порядок. Всё спиртное со стола уже исчезло. Последняя бутылка осталась в руках Жака Лурье, но вздорный старик уединился с ней углу и в разговоры не вступал.